(ОТРЫВОК ИЗ СТАТЬИ-ИССЛЕДОВАНИЯ
"ПРЕОБРАЖЕНИЕ РОССИИ ПОСЛЕ ДЕЯНИЙ ПЕТРА ВЕЛИКОГО")
Летом 2015 года в Санкт-Петербурге со мной произошла удивительная история. После всех дел я решил прогуляться - до поезда на Москву оставалось ещё несколько часов. Погода была тёплая, солнце то выглядывало из-за туч, то вновь скрывалось. Было ветрено. На набережной Невы я обратил внимание на странного, пожилого мужчину, разглядывавшего памятник Петру Великому, и, как мне показалось, нашептывавшего что-то себе под нос. Он был высоким, седовласым и подтянутым. Выправка и одежда незнакомца: чёрные форменные брюки, кремовая рубашка и начищенные до блеска ботинки окончательно утвердили меня в мысли о том, что передо мной отставной офицер флота. Мужчине было лет около семидесяти пяти, но держался он бодро и прямо.
-- Интересуетесь? – спросил он меня, подойдя ближе. Незнакомец показался мне сухим как многие военные, но добрым.
-- Пишу о Петре, - ответил я, заметив неподдельный интерес в его взгляде. Живые мальчишеские огоньки вспыхнули в глазах у незнакомца.
-- Даже так? Меня зовут Николай Степанович, – он помолчал в задумчивости с полминуты и после продолжил, - грандиозная фигура - Пётр! Я много читал о нём, но до сих пор не могу понять, как он всё успевал. И смелость, удивительная смелость… - мужчина предложил мне присесть тут же неподалёку от «Медного всадника».
Я тоже представился своему новому знакомому. Расположившись на деревянной, уютной скамье, мы разговорились. Николай Степанович рассказал мне о своей службе, о том, что двадцать лет назад вышел в отставку, о своей семье, о дочерях и двух внуках, один из которых - курсант Нахимовского училища. Я тоже рассказал немного о себе, о родителях, о сыновьях, о литературном проекте, остановившись подробнее на своей поэме, посвящённой Петру I. Николай Степанович внимательно слушал, и чувствовалось, что моя история его искренне заинтересовала. Казалось, отставной моряк раздумывал о чём-то…
-- Я хочу поделиться с вами старой легендой, Андрей. Мне её передала моя бабушка Антонина Васильевна году в пятьдесят четвёртом, по-моему, а ей эту историю рассказал её дед Сергей Евдокимович ещё в царские времена. Он тоже служил на флоте. История эта была написана на листке бумаги, поэтому я хорошо помню некоторые детали. Легенда красивая, вы сейчас это поймёте. Впервые чудо случилось спустя несколько лет после установки этого памятника, году в 1788 при Екатерине II. Капитан-лейтенант, служивший на 100-пушечном линейном корабле «Ростислав» был другом моего, получается, пра-пра-пра-пра-прадеда Савелия. Бабушка даже называла фамилию этого военного моряка, но я точно её не запомнил: не то Колычев, не то Кошелев. Так вот, случилось всё ранним утром на рейде около Кронштадта. Этот капитан-лейтенант заступил на свою вахту. Было часов 6 утра, с моря тянулся туман, штормило, порывистый ветер гнал кучевые облака. «Ростислав» готовился к отплытию – тогда начиналась война со Швецией, и уже были получены все приказы и задания для поиска неприятельской эскадры в Балтийском море… Так вот, - продолжал Николай Степанович после небольшой паузы, - вдруг этот капитан-лейтенант видит: красивый парусный корабль подходит малым ходом к правому борту «Ростислава». Зачалились… Не верит своим глазам. С этого корабля шагает через борт на шкафут, а потом поднимается на шканцы «Ростислава» сам Пётр Великий, и с ним ещё четверо из его команды. – Николай Степанович округлил глаза и посмотрел на меня – какой эффект производит его рассказ. Я, естественно, замер, в ожидании продолжения. -- Наш капитан-лейтенант так и обмер. Душа его ушла в пятки, он подумал: «вроде бы вчера перед утренней вахтой не принимал ничего горячительного «на грудь». Но факт остаётся фактом – царь Пётр с улыбкой шагал прямо к нему. Подошёл, обнял, спросил как его зовут, и начался между ними такой разговор, да не разговор даже – говорил лишь царь, а у нашего капитана-лейтенанта случилась полная обструкция – стоял, как в рот воды набрал, и только, значит, с превеликой робостью отвечал на вопросы, которые царь ему задавал. «Хоро-ош корабль, капитан-лейтенант! Да не удивляйся. Хотя превелико диво, разумею!» - бодро воскликнул Пётр, и в продолжении так же весело представил свою команду: «Со мной вот други мои и сподвижники: Фёдор Матвеич Апраксин, Корнелий Иваныч Крюйс, Пётр Иваныч Сиверс, Змаевич Матвей Христофорыч – морские волки, адмиралы! Наш корабль - «Ингерманланд» - добрая посудина, люблю его! Как величается твой славный корабль?» «Ростислав, - отвечает друг моего деда, - 100-пушечный линейный корабль, капитан судна - вице-адмирал Евстафий Степанович Одинцов, а адмиралом у нас нынче - Самуил Карлович Грейг». Пётр долго ходил и разглядывал судно, гладил руками ванты и нижний такелаж, спустился на батарейные палубы, осмотрел пушки и, вернувшись минут через пять, воскликнул: «Люфт в салинге крюйс-стеньги. Эзельгофт поправить надобно, да стень-штаги подтянуть! А то, гдяди, при шторме крюйс-брамсель с мачтовым такелажем поди потеряешь, капитан-лейтенант! Гондек проветрить надобно, да в трюмах сыростью воняет! Открывайте все люки на стоянках, да погоду сухую жди – команде зело легче будет!». Пётр разговаривал громко, напористо, но не зло, как бы давая шанс не уронить собеседнику достоинство при разборе ошибок перед самим царём. Потом государь подошёл, обнял вахтенного лейтенанта за плечи и продолжил более мягко: «Бойцовый дух команды ведь не токмо от морского искусства, а и от харчей вкусных, да от сна крепкого! Добрый корабль, капитан-лейтенант! Шведа бить на нём зело приятственно будет – полетят щепы от шведа как бывало не раз! Гляжу, порядок на нём, верхняя палуба отдраена, всё на местах. Ужели так и на других кораблях, а не токмо на оном, понеже гюйс адмиральский здесь? А, капитан-лейтенант?». «На всех - порядок, Ваше Величество!», - ответил вахтенный лейтенант. Пётр, подойдя к нему, сказал: «Молодцы! Коли будет порядок на кажном корабле, то и на цельном флоте порядок будет, понеже и в стране, ежели кажный вершить дела так будет. Догляд токмо зело надобен да команда справная, расторопная, чтоб не пинками её гонять да палкой». Пётр отошёл к другому борту, там где стояли сподвижники русского самодержца и, недолго с ними поговорив, снова вернулся к вахтенному офицеру, продолжил: «Нас видят те, кто верит в Бога, да нашу память чтит. Времени суть нет, капитан-лейтенант. Мы все - вне времени. Ты сие после уразумеешь. Памятник хороший мне поставили, я видел. Имею регул – заглядываю. Санкт-Петербург какой красавец! Поднялся! Расцвёл! Услада для взгляда и для сердца моего! Сей город весь есмь памятник делу моему! И Россия, вижу, растёт и богатеет. Не зря жил, не зря пёкся о порядке общем! Нынешняя императрица Екатерина Алексеевна любит меня, знаю, продолжает дела, мною начатые, много для России делает. В Петергофе бываю, в городе моём бываю. Мы здесь с моими сотоварищами плаваем, особливо кохда шторм добрый на Балтике. Солнце, ветер сильный и дымка – вот любимые кондиции для прогулок наших». Государь Пётр ещё раз сильно похлопал по плечам вахтенного офицера, до тех пор и не пришедшего в себя от такой неожиданной встречи с давно, казалось, почившим императором. А тут на тебе – живой Пётр Великий! Монарх продолжил: «А сейчас нам пора. Россию берегите! Одна она у нас на все времена! Делайте, што можете, - кажный по своему чину. И ежели кажный из тыщи людей доброе дело сделает, так сие уже тыща добрых дел для страны нашей! И она цвесть будет! И народ будет в развитии, в науках, в искусствах разнообразных. А и мы Русь защищаем! И корабли тож все за нами наперечёт. Здесь они все родимые – не канули в лету! Все в строю! О встрече нашей трубить не надобно. Кажный сам получит по вере своей, да по любви. А тебя, капитан-лейтенант, я благословляю. Служи с честью! У всех дела, да и вам тож надобно сбираться шведа бить! Опять шведа бить! Чудно-о-о!» Пётр обнял и крепко поцеловал офицера, а потом уверенно прыгнул обратно на борт «Ингерманланда», который, подняв белые паруса, медленно отвалив от борта «Ростислава», умчался с ветром в сторону Санкт-Петербурга…
Дослушав всю историю до конца, я был с минуту под ярким впечатлением, ещё раз представив образ живого Петра I. Николай Степанович искренне радовался, что его рассказ пришёлся мне по душе. Он крякнул:
-- А, каково? И ведь не поймёшь - правда это или вымысел.
-- Да уж, история очень красивая!
-- Однако я склонен верить этой легенде, так как чем ближе к окончанию земного пути, тем очевиднее становится объяснение вечности жизни не мифом, не православным догматом с условиями, а реальной надеждой, исходом, который справедливо будет за делами земными. –Николай Степанович говорил тихо, но уверенно, и юношеские глаза его блестели на вечернем, уходящем солнце. --Отец русского флота Пётр Великий должен оставаться здесь, - и отставной капитан сделал жест рукой, показывающий на Неву, через неё, на Адмиралтейство, на здание Сената и Синода, на Медного всадника, а потом куда-то в небо…, - он должен оставаться в жизни моряков, учить их, помогать им в трудную минуту, появляться тем, кто чтит его память и любит. Я полжизни был коммунистом, и вот только лет двадцать назад я начал читать Евангелие да в храмы заходить и молиться по-своему, про себя, не как положено, а как я чувствую – просто за близких попрошу, чтобы все здоровы были, да друзей погибших вспомню, да родителей своих, и покрещусь, может, и неумело. Но Бог-то, чувствую, рядом, и слова какие-то простые приходят и сами собой. Из молитв только «Отче наш» знаю. Но мне хватает, Андрей.
На Неве поднялся свежий ветер. Чуть похолодало. Мы немного посидели молча…
-- Я никому, кроме внука, не рассказывал. Но раз уж вы пишите о Петре, я решил: пусть эту красивую легенду узнают люди. Я сам в Кронштадте много раз смотрел в бинокль в такую погоду, которую описал моему прадеду его друг капитан-лейтенант, но так пока и не увидел «Ингерманланд» в водах Балтики. Но я верю, что обязательно увижу, даже приобрёл старую подзорную трубу на местном рынке. Продавец уверял, что она сделана в конце XVIII века, как раз в то время, когда произошла эта удивительная история… –Николай Степанович немного загрустил, видимо вспомнив что-то, потом вдруг вскинул голову лихо. -- Ладно! Всего не поведаешь за час-то общения. Замечательно, что ты взялся о Петре написать, ведь сейчас для молодёжи это ой как важно! Порядку для них, для многих – нет. Я на «ты» перешёл. Так как-то привычнее что ли. Не против?
-- Ну, конечно!
-- Ты же всё-таки мне в сыновья годишься. За молодёжь нашу переживаю очень! Разболтались! Вседозволенность кругом! А Пётр всё же – сила и пример деятельного патриота. Вот он-то бы порядок навёл в стране! Звенело бы всё! Много и злых языков было против него. И теперь. Но их всегда хватало во все времена: что бы кто ни делал. Людям часто всё не то, или мало, или дурно. Критиканство живёт во многих, как попытка самоутвердиться. Но Пётр уверенно вершил свои дела ибо верил свято в идею – сделать Россию богатой, красивой, уважаемой в мире, мощной страной – империей, а народ наш – образованным и культурным. И славу искал он прежде не себе, а государству. Знаешь, Андрей, я закончил службу в конце 90-х годов в звании капитана второго ранга. Тогда развал был полнейший, корабли резали автогеном, списывали, продавали за рубеж как лом. Беспредел! До слёз было обидно! Финансирования для флота не было, учения не проводились, одним словом, сливали страну. Сейчас мы чувствуем, подниматься стал Балтийский флот. Первые искорки, но значимые. Радует! Новые корабли со стапелей пошли, довольствие в порядке. В этом, я так думаю, точно уж дух Петра помог, не иначе. Он да Николай Угодник – наши главные радетели за дела морские. Не дали погибнуть флоту…
Вечерело… Я уже торопился на свой поезд. Мы обменялись номерами телефонов. Николай Степанович сказал с улыбкой, пожимая мне руку:
-- Андрей, приказываю как старший по званию: сделать хорошую книгу! Как говорят у нас на флоте: семь футов тебе под килем!
-- Есть! … Спасибо вам за легенду! Здоровья крепкого! Дай Бог ещё увидимся! – ответил я и зашагал в сторону Невского проспекта, чтобы успеть ко времени на свой поезд до Москвы…
22 мая 2018 г.