И снова здравствуйте, ну вот опять я села размышлять, и пришла к выводу, что быть собой в обществе – не позволительная роскошь. Вы, наверное, тоже замечали, что в нашем социуме не принимают таких: флегматиков, меланхоликов, и тем более мечтательных зануд. А что говорить тогда про нас, страдающих от отсутствия страдания и муз, писателей? Порой позволить себе быть социопатом приложившимся к бутылке полусладкого не просто, таких элементарно не любят. А ведь нам всем нужно признание, как ни крути.
Всем подавай шоколадных красавиц, с улыбкой вечно до ушей, да с белоснежными зубами, всем и всеми ублаженных, а изо рта чтобы обязательно – аромат свежесрезанных роз с отдаленными нотками перечной мяты, легких на подъем, а в глазах - преданность веселью и чин чин чин.
После прожитого дня, стала замечать, что иной раз, я даже прошу прощения, за свое плохое (настоящее) настроение. Происходит это так, дескать извините, не хотела, просто что-то загрустила, сделала шаг в себя, дайте десять минут, хотя нет мне и пяти хватит, и я снова буду бодра, весела и продолжу ласкать ваши ушки своими уморительными фразочками.
Доходит до того, что когда я нахожусь более одного дня в плохом настроении, начинаю полагать что все сразу перестают меня любит. Подруги отвернуться от меня, парень бросит, а отец вовсе напишет отказную от своей дочери, брат перестанет отвечать на мои сообщения в телеграмм. А баба Маня, так вообще сделает вид, что не помнит свою внучку Людочку.
- Добрый день, сэр. И как вы сегодня себя чувствуете?
- Лучше...
- Лучше?
- ...лучше б ты ведро принес, хочу блевануть.
А что в итоге?
По нашим «зеленым» улицам ходят натянутые зафиксированные зажимами улыбки. Сверкающие платиновые блондинки, искрящиеся страстью брюнеты, довольные своими чистыми подгузниками детишки, сумасшедше -оживленные собачки и ликующие мяукающие кошечки.
И только я, нервно смотря по сторонам, на мгновение, всего на одно, представляю, как сейчас кинусь в море, или уеду в горы и никто меня не найдет. И это мгновение дает мне преимущественно больше желания жить и той самой надежды, чем миллионы секунд разноцветного расхлябанного типичного веселья.