Тот посёлок назывался Янтарный.
Если вспомнить место службы, то становится понятным, почему. Потому, что этого самого янтаря там было в буквальном смысле как грязи. И самый крупный на Балтике промысел по добыче солнечного камня был где-то рядом.
А у нас рядом с посёлком был полигон. Не секрет, что артиллерия должна уметь стрелять и по морским целям, что, собственно, на данном полигоне и отрабатывалось. В общем, однажды войсковая часть основным составом благополучно убыла в нужном направлении, а на зимних квартирах остались подразделения, не участвующие в учениях, чему я был очень рад – весенняя прибалтийская погода не благоприятствовала полевой жизни.
Первые признаки ещё не известной мне лихорадки докатились до мест стационарного обитания спустя несколько дней. Знакомый солдат из первой батареи тащил на плече металлическую конструкцию, напоминающую сито, с полметра в диаметре, снабжённую длинной деревянной ручкой.
- Слышь, земляк, это что у тебя за чудо техники?
- А это чтобы янтарь мыть.
Мыть янтарь…
Первая пришедшая на ум ассоциация – мыть золото, Клондайк, золотая лихорадка. Нет, не может быть.
- А это как?
Товарищ оказался осведомлён, ибо, как выяснилось, присутствовал и участвовал.
- Очень просто. Надеваешь ОЗК, заходишь по горло в воду, этой штукой черпаешь ил со дна и тут же промываешь в воде. В том, что остаётся, попадается янтарь. Возле берега его уже нет, весь добыли, а подальше в море – сколько угодно.
В подтверждение своих слов он запустил руку в карман и вытащил пригоршню тусклых и невзрачных желтоватых камушков.
- Вот, возьми, я себе ещё намою. Ты не смотри, что некрасивые, если ободрать эту корочку и отполировать – будет классно.
Заниматься полировкой этой мелочи мне было недосуг. История на том бы и закончилось, но примерно через неделю меня откомандировали на полигон с какими-то документами. И там я увидел, что такое золотая лихорадка.
Весь свободный от несения службы личный состав был занят добычей янтаря. В море виднелись головы, плечи, и периодически появляющиеся из воды «сита». Прибрежная отмель обрабатывалась методично, метр за метром. В лидерах добычи, естественно, были солдаты самые высокие, чей рост позволял заходить подальше и поглубже. Ни холодная балтийская вода, ни волнение, ни постоянно моросящий дождь не могли остановить зараженных азартом людей. На берегу, на расстеленных плащ-палатках, янтарь сортировали. Шла охота за самыми крупными кусками, я потом видел некоторые после обработки – красота необыкновенная, даже ископаемые насекомые внутри попадались. Значительная часть янтаря продавалась за бесценок местному населению. За мешочек, объёмом примерно в три литра литовцы давали от трёх до пяти рублей, в зависимости от размера камней. Но для солдата с его месячным денежным довольствием в три рубля и восемьдесят копеек и это были деньги.
Завершив служебные дела, я отправился на ночлег в машину ремонтной роты, к своим друзьям.
- Мужики, а что это у вас тут, как в церкви, ладаном несёт – не продохнуть?
Ответ невозможно привести полностью, но из него я понял, что запах происходит от янтарной пыли и нагретой электрической изоляции. В машине стоял единственный на полигоне заточной станок с наждачными кругами, именно сюда приходили обрабатывать солнечный камень. Мало того, что «доставал» запах, так ещё и шума это устройство производило немало, и само по себе, и благодаря электрогенератору, который приходилось включать для энергообеспечения станка. Ребят, естественно, это утомляло, но отказать своим знакомым, а тем более, офицерам, они не могли.
Ночи весной холодные, поэтому вскоре растопили «буржуйку». В тепле запах стал ещё сильнее, и радости это не прибавило. Тут меня осенило:
- Саша, а вдруг у вас двигатель перегорит от перегрузки?
Друг подхватил мысль мгновенно:
- А что, запросто. Он же целый день молотит.
Сказано – сделано. Чтобы никто не сомневался, станок решили «убить» по-настоящему. Вал заклинили, двигатель задымился и приказал долго жить. В итоге на следующий день желающие обработать свои камни уходили несолоно хлебавши. Ребята были рады наступившей тишине. А я, довольный тем, что помог друзьям, уехал в часть.
Продолжение истории было довольно неожиданным.
Недели через полторы, когда учения закончились, ко мне в строевую завалился Сашка и с недовольным видом заявил:
- С тебя две банки водки.
- Не понял. По какому поводу?
Тут он меня ещё больше озадачил:
- А это стоимость твоего ценного совета.
Как вскоре выяснилось, товарищ ещё поскромничал.
А дело было так. На следующий после моего отъезда день на полигон прибыл начальник штаба. Дав разгон солдатам и офицерам, «согласно плану боевой и политической подготовки» занимавшимся добычей янтаря, он, тем не менее, лихорадку не прекратил. И через некоторое время сам прибыл в ремроту шлифовать камни. Заявление о том, что точило не работает, вызвало у офицера бурю негодования с обещаниями всяческих земных и небесных кар. Последовал приказ в двадцать четыре часа привести технику в боевую готовность. Солдаты хорошо знали НШ, и оснований не доверять его обещаниям у них не было никаких. Вот и пришлось, выполняя приказ, смотаться к морякам, где и удалось выменять новый двигатель за те самые две бутылки заначенной и с трудом провезённой на полигон водки.
Честно признав свою вину, я компенсировал друзьям потерю, а заодно, отчасти, и моральный ущерб, поделившись содержимым посылки, только что полученной из дому.
А в маленькой коробочке у меня до сих пор хранятся кусочки солнечного камня. Как вы догадываетесь, необработанные.