Худ. Б. Исмаилов
Ностальгические песни
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ…
Я вернулся в мой родной колыбельный город…
Я полвека в нем не был…
И брожу одинок
По одиноким ночным улочкам сокровенным…
От старого города
Остался только тревожный гудок
Старого пригородного паровозика…
…Ах!.. Сейчас пойду на вокзал…
Сяду в пыльный старинный пригородный поезд
И поеду в дымный дрёмный кишлак Чептура,
Где мальчишкой я бегал
Вокруг древнего мазара на горке –
За татарской ветроногой буйновласой изумрудноглазой девочкой Гулей…Гульсум – Хурсанд…
И никак не мог её догнать…
Как золотую перепелку
В изумрудных камышах…
И вот догнал…
…Гуля… Гулечка… Гульсум – Хурсанд
О, Господь!..
Ужель в этой скучной осыпавшейся глине лежат…
Упокоились…
Угомонились…
Смирились растворились её дымчато-изумрудные глаза…
Её рыжие от хны волосы…
Её оленьи быстрые ножки в сафьяновых гранатовых сапожках…
Но!..
Гуля-Гулечка Гульсум-Хурсанд
Пока я жив –
Ты вокруг мазара –
Весёлая!.. трепетная – бежишь… бежишь… бежишь…
И я догоняю тебя…
…Ах, гудок старого паровозика…
Зачем ты?..
Зачем будишь её…
И меня…
ПЕСНЬ ВТОРАЯ…
... Я вернулся в мой родной колыбельный город…
Я полвека в нем не был…
И брожу одинок
По одиноким ночным улочкам сокровенным…
От старого города
Остался только тревожный гудок
Старого пригородного запыхавшегося паровозика…
…А на том месте,
Где стояла дремала глиняная кибитка-мазанка
И травяной изумрудный дворик-хавли старого вечнопыльнохмельного мудреца – художника дяди Роберто…
И где жила и мирно сладко лаяла
Курчавая, как каракулевый ягнёнок, кроткая собачка Лелька,
И бродила в травке изумрудноглазая, как коза,
Рыжая, как поздняя переспелая хивинская дыня, кошка Стелька,..
И из ивовой клетки радостно простуженно хрипло вещал, пел,
Как на Патмосе апостол Иоанн,
Австралийский попугай Псиша:
- Люди, любите друг друга!..
Люди!.. Любите друг друга…
Ааааааа… Ах…
…А теперь на этом месте
Высится прозрачный хладный небоскреб –
Там живут… уповают… плодятся… молятся новые милые жильцы…
Но никого из них не знаю я…
…Ах!.. Творец Бегущих Времен!..
Как Ты неисповедимо блаженно жесток!
И волны… волны новых поколений…
Волны новых жильцов… жрецов и несметных рабов
Погребают заживо нас… нас…
И сладок жизни и смерти сон… сон… сон..
Но сон смерти слаще…
…Но!..
Ни у кого – на высоких этажах –
В жилищах и на балконах,
В глухих железных решетках –
Не растет изумрудная травка…
Не лает кроткая курчавая собачонка…
Не нежится изумрудноглазая рыжая кошка…
И попугай не кричит:
- Люди!.. Любите друг друга!..
Люди!.. Любите друг друга!..
…Ах волны… волны новых поколений…
А кто и что останется от вас…
Кто воспоёт вас…
Когда через сто лет падут, истлеют, рассыплются даже бетонные небоскребы –
Кто возрыдает о них…
…Ах, поэт всех небоскребов мира, где ты?..
Где ты… где ты…
Иль нет тебя?..
Но!
…Пока я жив - лает собачка Лелька…
Бродит кошка… козьеглазая Стелька…
Попугай-мудрец Псиша вопиет:
- Люди!.. Люди!.. Люби;те друг друга…
…Ах, гудок старенького паровозика…
Зачем ты…
Зачем я…
…Господь, зачем так долго жалеешь, не забираешь меня…
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ...
…Я вернулся – уже седовласый – в мой родной город,
Где плескался, бился мальчишкой в алмазном арыке…
Я полвека в нем не был…
Я бродил по берегам многих океанов, морей, рек, а вспоминал арыки…
И брожу одинокий по одиноким ночным улочкам… по родимым… по арыкам…
Ах!..
…От старого города
Остался только тревожный щемящий гудок старого пригородного паровозика…
Ах!..
И вот уже улочки и таинственные переулки оживают!.. золотятся!.. серебрятся!.. переливаются!..
Наполняются душистыми! весенними! шепчущими! талыми толпами волнами веселых шалых безумных отроков и дев …
О!.. Какие затейливые самодельные шляпки… береты… тюбетейки… фуражки… косынки… улыбки… прически…
Качаются… плывут… пляшут окрест меня…
А под ними ликующие! пылающие! жаждущие жить… любить… глаза!.. губы!.. щеки!.. шейки!.. ножки!.. уши!.. души!..
И везде льётся!.. бьётся! журчит, как родник, музыка гитар… дутаров… звоны… стоны дойр… наев… саксофонов… гармошек…
Какой-то вечный звездный вселенский праздник, как воды вешние, разливается, бушует в ночном плывущем Душанбе…
…Душанбе!.. Родное гнездо… где ты… где птенцы твои…
А самое печальное в мире – это разрушенное … брошенное гнездо…
Мой город… милый!..
Дальний!.. Куда плывешь?..
Куда приплыл?..
На мазар гражданской войны?..
Но!..
…Пока тут, в обнимку, бредут юные пылкие таджики… и узбеки… и русские… и евреи… и армяне… и грузины… и осетины…и татары… и украинцы… и казахи… и киргизы…
Какой медоносный дивный Божественный Букет Ликов Любви!..
Но!..
Где Он?..
Средь могил гражданской войны?..
Был букет живых цветов, а стал венок цветов бумажных… погребальных…
Потом сатана разобьёт разрушит этот многоцветный Букет, и Он станет многокровавым!..
Но!..
Пока!..
Ах, ликующие бушующие переулки!
Ах, шляпки!.. беретики!.. косынки!.. тюбетейки!.. фуражки!..
И все улыбаются мне – юному и курчаво бездонно опьяненно веселому…
И зовут… манят в таинственную сладкую майскую тьму – халву текучую, где уже тесно медово цветут миндали… урюки… яблоки…персики… сирени…
Ах!.. Родник дальний что ли струится чрез уста, чрез персты пожелтевшие пергаментные папирусные дрожащие алчущие мои…
И я пытаюсь поймать его… напиться… утешиться… забыться…
И я бегу к ним… к тем…
И лепестки шумной ласковой завораживающей метелью летят на меня…
И я растворяюсь… теряюсь в этих радостных влюбленных толпах… в волнах лиц счастливых! в этих душистых плывущих улочках!.. в этих смеющихся шляпках!.. косынках!.. беретиках!.. тюбетейках!.. фуражках!.. в этих улыбках… в этих лепестках-мотыльках!..
В этих медовых сиренях!.. в урюках!.. в яблонях!.. в персиках!..
О, Боже!.. Что я?.. Где я?.. Кто я?.. Дитя?..
Кажется, что тысячи матерей влюбленно глядят на меня…
Ах!..
Дитя… дитя… блаженное дитя…
Ах!.. Ах…
Прошлое – это улыбчивое дитя…
И вдруг налетает шалый вешний ветер и срывает шляпку с чьей-то курчавой головки…
И шляпка вздымается и застревает на вершине чинары…
Ах!..
Полвека прошло…
И вот я стою одинокий … седовласый… у древней мраморной чинары, которая всё помнит, но молчит… как и я…
И я поднимаю глаза – и ищу ту шляпку…
Нет её…
Иль все еще летит она? Ауааааааа…
И!..
И я плачу блаженными счастливыми слезами…
Ведь пока я дышу, и живу, и уповаю, и воспоминаю – летит та шляпка!..
И!..
И живы! и дышат! и уповают! вспоминают… бегут!.. ликуют! Торжествуют! –
Те!.. Давно ушедшие… схлынувшие… навеки… насмерть…
Те!.. В дивных улыбчивых радостных шляпках!.. в косынках!.. в тюбетейках!.. в беретиках!.. в фуражках!.. в цветущих сиренях!.. в урюках!.. в яблонях!.. в персиках!..
И не все еще лепестки опали и улетели, пока я живой…
Пока я ловлю их дрожащей рукой!..
Ах!.. Ой!.. Ойейей!..
…Ах, гудок старого пригородного паровозика…
Не умолкай… не умирай…
Витай!..
Как шляпка!..
Та!..
Которая летит в веках…
ПЕСНЬ ЧЕТВЁРТАЯ…
Лейли и Меджнун…
…Ах, Лейли!.. Лейли!..
На жемчужной шелковой веревке
У твоей лазоревой глиняной кибитки-мазанки
На майском нежном ветерке за древним дувалом
Сушится колышется заветное бельё…
Айёёё…
И средь него – веют колеблются
Золотистые бархатистые изоры-шаровары
С гранатовым пояском…
…Ах, Лейли!.. Лейли!..
Ах, никогда мне не тронуть
Тот гранатовый поясок
Чтоб узнать
Крепок ли он…
…Ах, Лейли!.. Лейли!..
Вешний ветерок… ветерок… ветерок…
Гранатовый качающийся поясок…
Сон… сон… сон…
Немыслимо… недоступно… блаженно… рядом… рядом колышется поясок…
Только тронь…
А далеко… далеко… далеко…
Дальше, чем Плеяды…
Дальше, чем Всевышнего Трон…
Ойхххххх!..
Меджнун вопиёт:
- Меняю Всю бездонную хладную Вселенную
На горячий гранатовый поясок…
Май, 2018