Младенцем был, как всякий человек,
Рожденный не из глины, а из чрева,
И свет увидел через щели век,
Облепленный ещё покровом плевы.
Шепнула повитуха: счастье взял
Уже в рождении за воротник рубашки,
Но, вышедший до срока, слишком мал,
Чтоб перевесить мрак на левой чашке.
И тотчас, словно кто-то совершил
В распределении досадную оплошность,
Ребёнок, голосящий что есть сил,
Был вынесен на общий суд на площадь.
Иные с жалостью смотрели на него -
На мокрое тщедушное созданье -
И на рубашке видели клеймо
Болезней непрестанных, смерти ранней.
Но в пёстром одеянье скоморох
Ему бубенчики свои вложил в ручёнки,
И, смех в толпу рассыпав, как горох,
Младенец обмочил свои пелёнки.
Он был помилован, хотя не знал о том,
И, набирая постепенно силы,
Осваивал сначала отчий дом,
Затем окрестности и сад соседней виллы.
С гурьбою сорванцов порой сбирал
Запазуху незрелые плоды украдкой,
А, отданный в учение, марал
Каракулями школьные тетрадки.
На клавишах недолго оставлял
Свои следы, но нот учить не думал,
По памяти мог наиграть хорал,
Лишь долго усидеть не мог на стуле.
Так рос без пут - мечтатель и пострел -
На грани беззаботности и казни
И к юности способностей сумел
Приобрести пустых и нужных - разных.
Читал запоем и прожить хотел
Героев книжных судьбы, быть отважным,
Но смех обидный, как в пожаре съел
Стать парусов корабликов бумажных.
Он, заронив с прочитанных страниц
Зерно Любви, восторженной и страстной,
К ногам придуманных красавиц падал ниц,
Искал в живых подобие напрасно,
А потому, зажегшись, вмиг сгорал,
Но, просыпая за собою пепел,
Он, для Любви воздвигнув пьедестал,
Всё ж оставался - как он думал - светел.
Он стал строителем пустынных городов,
Испытывал заклятья магий звёздных,
Он был творцом таинственных миров
И менестрелем, правда, слишком поздно!
Черкал пером, карандашом писал
Венки сонетов, посвященья, саги
И стон души всечасно доверял
Папирусу, пергаменту, бумаге.
Он выходил на сцену пару раз,
Не чувствуя потребности в признанье,
И в кукольные души на показ
Хотел вложить веселье и страданье.
Он был пажом, ремесленником был.
Он стал отцом и ждал с надеждой внуков.
Он потерял в пути любовный пыл,
Постиг терпенья, верности науку.
Но призраком мечты в душе томим,
Остался верен грифелю и слогу
И видел в зное лет и хладе зим
За дали каменистую дорогу.
И вот сейчас, когда свой плен сплела
Безмерная, тяжёлая усталость
И незаметно по щеке его стекла
Печали платою слеза - какая малость! -
Он вспоминал оставленных вдали,
Утерянных легко и безвозвратно,
И мысленно слагал слова свои
Для написанья на доске надвратной.
И вычертилась фраза на песке -
Слогами, буквами, штрихами - осторожно:
"Я в мир вошёл в рубашке, налегке
И жизнь свою прожил, как подорожник".