О, мучительный вопрос!
Наша совесть… Наша совесть…
Иннокентий Анненский
Просёлочная колея.
Грязь непролазна, беспросветна…
На ней нежданно вижу я
бредущего с котомкой деда.
Он пробирается с трудом
и опирается на палку.
Зачем старик покинул дом?
Вид у него больной и жалкий.
Куда идёт? Зачем, к кому?
Что ждёт его на той дороге?
Дойдёт ли он и почему
его одежда, скарб – убоги?
Мы подобрали старика.
Его рассказ был прост и горек.
Он из степного хуторка,
последний там остался дворик.
- Недавно умер мой сосед,
с которым дружно вековали,-
сказал. – Мы с ним не знали бед.
Когда-то вместе воевали.
Он овдовел, за ним и я
похоронил мою старушку.
От этакого вот житья
я бросил сад, свой двор, избушку.
Ведь я один, когда умру
никто меня не похоронит.
Когда там дочка иль родня
под осень старикана вспомнят!
Иду в район к своей родне.
Они меня, надеюсь, примут.
Посплю на старом топчане,
а упаду, так хоть поднимут.
- Но вы ведь бывший фронтовик
и вам положены все льготы!
Машина, пенсия…
- Да фиг!
Получишь в нашенском болоте!
Не в силах я ходить, просить!
Смотреть на въедливые лица,
их невозможно выносить.
У нас ведь, дочка, не столица.
Мы деда к дому подвезли,
по виду, не были там рады.
Корёженные «Жигули»
стояли за плетнём ограды.
И здесь виднелась нищета.
В душе печаль и сердце ноет...
Долготерпима беднота!
О! Наша совесть… Где ты, совесть?