Лагеря всегда два. И в каждом – правые. Откуда только появляются неправые? Наверняка, из лагеря напротив. Абсурд. Как и весь наш мир, жутко страшный и удивительно прекрасный.
Глашатаи в каждом лагере, априори правом, трубят правую правду. Мы, да имеющие уши, слышим ее, захлебываемся от восторга, и ненависти к тем, кто напротив, да имеющие уши, мотает на них даже не лапшу, абсолютно паршивую снедь. Лагеря зеркалят кривым зеркалом.
Долго смотреть друг на другу через дефективную оптику, в физике не сильна, но зеркало, думаю, можно отнести к оптическим приборам, не вызовет умиление чудаковатостью того, кто напротив. Вызовет совсем другое. Потребность убрать его с поля зрения. Физически. И здесь без оптики никуда.
… Пистолет как будто кто-то вложил в руку. Он был холодный, тяжелый и пах смертью. Макаров 9мм. Пару часов назад он лежал в наплечной кобуре, небрежно брошенной на стол и прикрытой вчерашней газетой. Я сразу узнала эту газету. Фото героя первой полосы – моих рук дело, герой еще пошутил, мол, даете мне счастливую путевку в новую жизнь, - жена уважать начнет, начальство заметит и вообще. Как странно и складно все получается. Одному дарую новую жизнь, а другого могу лишить.
Говорят, что страх способен ввести человека в сумеречное состояние. Не знаю. Знаю, что обида с этим справляется легко.
Обида затмила все вокруг. Какое-то время сопротивлялась ей и как мантру твердила, что чести будет много, если я как-то отреагирую. Говорила сама себе: «Померла, так померла», но однажды мысль « а почему собственно я должна глотать всякую дрянь, ржавым гвоздем засела в мозгу и стала подталкивать к действиям. Абсолютно разрушительным, неестественным для меня.
Взять пистолет оказалось не сложнее, чем сделать фото улыбающегося человека. Я знала, что пару-тройку часов его не хватятся. Два часа. Столько дел можно наворотить. В мыслях мои руки уже были по локоть в крови. Уверенность, что, уничтожив обидчика физически, воскресну и заживу счастливо, - взрывалась в воспаленной голове, как горящее масло в огне, залитое неумелым поваром водой.
Двух часов не оказалось. Уже через полчаса я слушала монолог близкого человека, которому своим безумством создавала серьезные проблемы. Он говорил ровным голосом и так, будто случилось непоправимое.
- С тобой все будет нормально, - я позабочусь. Сразу предупреждаю, ни на чьи и ни на какие вопросы не отвечай. Время пройдет, все забудется, успокоишься, заживешь как прежде. Я тоже не пропаду. Дочку только жалко. Сама знаешь, то командировки по году, то восстановление после них того дольше. Вроде как без отца выросла. Недодал ей много. Да и тебе, видно, тоже.
Про свою дочь он сказал, как прицельно выстрелил. Вспомнила, что в последнюю его командировку, зашла к ней без звонка. Она сидела в слезах, прижав портрет отца к себе сильно-сильно. Увидела меня и быстро убрала фото за спину. Тогда я сделала вид, что не заметила этого. Побыла с ней недолго, а больно от нечаянно подсмотренного, было очень долго. Выходит, моя блажь, гордыня вновь обрекают девчонку плакать украдкой и обнимать глянцевого отца.
А он продолжал прицельно доставать меня словами. Мама опять же. Она все поймет. Может, первое время будет зла на тебя и не захочет видеть. Потерпи. Она простит. С теми проще. Им все равно, кто ответит, лишь бы ответил. Не вздумай исповедоваться перед ними или прощения просить. Замри и на контакт не иди.
Тогда вспомнила людей, в общем чужих мне, и искренно пожалела. Недавно была у них в гостях, меня угощали пловом, и вдруг я принесу в их дом беду. С чего бы? Ах, да, смертельная обида. Ржавый гвоздь в голове зашевелился: «эффект бабочки… ты здесь не причем, в книге судеб все давно записано…»
Достала пистолет. Понюхала его. Он пах оружейным маслом. Этот запах давно знаком и совсем не похож на запах смерти. Вложила в руку близкого человека и вся сразу опустилась. Он обнял меня.
Мама вошла в комнату неожиданно. Мы стояли обнявшись. Она посмотрела на нас и сказала, что совсем с ума посходили, что показывать нежность при полной выправке, - это верх безрассудства и еще что-то про незаряженное ружье, которое раз в год может выстрелить.
Об этой истории мы договорились забыть. Не получилось. Она дала понять, что лагеря всегда два. И что оба правые. И что доказывать свою правоту физически, морально, - это путь в никуда. Правоту не надо доказывать. Она есть. И этого достаточно.