Был месяц май, весенний день цветущий…
Среди разрывов яблони цвели.
И старшина на всё снабженье злющий,
Грозил безруким выдать костыли.
Кулак с кувалду, в кренделя усища,
Свирепей по весне шатун-медведь.
Шаляпинский, церковный голосище,
Что немкам можно было овдоветь.
Он воевал четыре грозных года.
Изранен был шрапнелью под Москвой.
Теперь осколки ныли на погоду,
И если наступленье, снова в бой.
Кричал на молодняк в старшинском рвенье,
Пытаясь до отвала накормить…
И долго был в ужасном настроенье,
Как в роте приходилось хоронить.
Болели раны с вечера в тревогах…
Но разбудил, безумный шума шквал.
Стреляли все, не целясь, прямо в Бога.
Трассирующими били наповал.
Стоял, смотрел, не понимая боя.
Но вдруг расслышал:- Кончилась… война…
Царапнуло, задело за живое,
И побежала по щеке слеза…
Обнял солдат, что рядом гоготали,
Сынов, мальчишек в восемнадцать лет.
Слезы бойцы во тьме не замечали,
Не разглядели старшины портрет.
Прошли года… И в день восьмого Мая
От болей долго не ложится спать.
На небо смотрит, шквалы ожидая,
Чтоб разглядеть Победы благодать.
Рванут, как прежде, небо пулемёты,
Трассирующие яркие тире.
Слёз ветерана не заметит рота,
С которой он остался на войне…