Мы, двое принципиальных, все время избегали публичных собраний. Я мирный, до трепета обожаю нирвану, Гершвина и кинзу.
Он буйный, лысый лоб свой как бык племенной постоянно на готове держит, но сквозь усы улыбается, антонпалычем таким бездну воспоминаний в кармане держит и острый скальпель ещё.
Но, тут не срослось. Мы одновременно широкой публике мнение высказали. Широкая, не в смысле толстозадые, а в смысле в шляпках, пенсне и при должностях.
Заднюю давать, я бы легко, но, блин, эта бабочка на шее. Вроде как, мой бенефис, все внимают, я с рюмкой. А у него в этот день один веруюший алкоголик помер. Он салат локтем задел, вилка на сланец со звоном упала, одна дама хотела в обморок упасть, но неудачно на него бокал красного сухого выплеснула. Красного сухого, гадина, ведь дома только коньяк хлещет.
В общем, в одну секунду я, бархатисто, произношу Дааа, а он, так же ядовито - нет. И все торжественно молчат.
Всё, ист аллес апгемахт.
Словно Трамп с Путиным - не абы в какую аудиторию вещать, а вот оно, лицо к лицу. На флотах уже последняя боеготовность, прапора в шахтах тщетно по красной кнопке долбят. Жены веерами машут, чтоб запах опрокинутой водяры развеять.
Все в предвкушкнии. Битва!
- Соглашусь с Вами, сеньор Паскуале, цежу я, наматывая на кисть серебряный прибор.
- Я дерзко выразился, шепотом орет он и застегивает верхнюю пуговицу.
Через пол часа он прикуривает от моей сигареты свою, затягивается и, медленно выпуская дым, поёт " Что наша жиииизнь, игрррааа"