***
Солнечным утром на кладбище в Хорто
стоял у могилы, грустил о прошлом,
вспоминал дорогую ки'рию Пию.
Вдыхал ароматное майское утро.
Комары у лица, а дальше-выше
ласточки над оливками и над крышей,
и уже совсем высоко, на небе,
переговариваясь на тайной волне по рации,
преодолевали средиземноморский
звуковой барьер греческие F15.
Комары, ласточки и фантомы
среди прочих своих неотложных дел
разделяли боль мою и утрату.
Птицы, насекомые и солдаты.
А я дышал светом прошлого и жалел,
жалел, что Россия не входит в НАТО.
***
Дровяной склад Кавсоксила Манолис
в бесконечных полях фессалийской равнины.
Два часа дня. Солнце испепеляет травы
и все, что сделано здесь из глины,
нагревает дрова до сигаретного тления.
Между Кавсоксила Манолис и Ла'рисой
150 км (для местных водил одно мгновение),
два мобильных фургона-кафе и одна бензоколонка.
Я бы легко здесь жил, легко состарился.
А так только жуткая раскалёнка
и мутная голова:
дорога пустая и высохшая трава
между Кавсоксила Манолис и Ла'рисой.
Письмо
Там, где я,
есть только
комната и бумага.
Напишу письмо
тебе.
Там, где ты,
тоже только
комната и бумага.
Напиши ответ.
Пью чай
В каждом глотке белый дым весны,
прошлогодние травы внутри и вне,
крона, похожая на циферблат.
Чем ближе лимонная долька на дне,
тем горячее солнце, ясней закат.
Лимон и сахар. Невесомые руки,
старая мебель, сон в гнезде.
Волосы на холмах как всегда всклокочены.
Спать отныне легко везде:
на скамейках, ступеньках и на обочинах,
в мускате розовом и в желе.
За глотком глоток, за весной весна.
Ну, вот, наконец, вдалеке видна
граница паники и покоя.
Чашка фарфоровая на столе,
долька лимона под сахарным слоем.
Корюшка-коре
Пить пиво словно идти по полю,
дышать полем,
читать книги о кавалерии.
И сквозь потные выцветшие гимнастерки
видеть прибрежные сосны в Китае,
сосны, покрытые снегом.
Пинта - целое поле,
полпинты - лишь половина.
Стога Ван Гога белогвардейцам,
зима в Китае красноармейцам.
Лишь бы хватило пива.
Открою паб для анархистов,
назову его "Корюшка-коре".