Эстер Гиль - поэма

Инна Фишбейн
ЭСТЕР  ГИЛЬ
              Поэма
1
Я  такое  должна  записать,
Что  перо  раскалившись,  дымится,
Соплеменников  незабвенные  лица
Обступают  и  просят :  -  О  нас  -  расскажи.
Чтобы  долго  хранили  в  глубинах  души.
Бумага  топорщится,  ёжится,  злится,
Сердце  бьётся,  трепещет  беспомощной птицей,
Лист  дрожит  под  рукою,  никак  не  унять.
Немота.  Как  начать ?

Память  -  не  складывается  в  слова.
В  сердце  она  тайный  угол  нашла.
Вечером  зимним,  закончив  дела,
Мама  мне  в  детстве  передала,
Что  земляки  ей  порассказали.
Раз  услыхав,  позабудешь  едва  ли.

Мама!  Так  трудно  найти  мне  слова.
Память  углём  жарким  в  сердце  -  жива!
…Утром  морозным,  суровым  и  скорбным
Будто  со  всеми  я  -  в  длинной  колонне…
Трудно  поверить.  Но  всё  это  -  было.
Мама!  Я  слов  твоих  -  не  забыла.
Память  за  прошлое  слабо  цепляется.
Трудно  идти  ей,  она  -  спотыкается.
Но  приближаясь,  упрямо  идёт.
Смотрит  в  глаза  сорок  памятный  год.
 Я  сейчас  -  крайняя,  прошлым  ужалена.
То,  что   случилось  -  незабываемо.

                2
Жил  городок,  он  живёт  и поныне  -
Хмельник  цветущий  -  на  Украине.
Летом  прохладой  манил,  будто  друг,
Чистый  небыстрый  Южный  наш  Буг.
Замок  над  Бугом,  где  граф  Стессель  жил,
А  люд  простой  ему  верно  служил.
Жили  народы  бок о бок,  дружили,
В  гости,  на  свадьбы  друг  к  другу  ходили,
Было  нетрудно  понять  и  сберечь
Свою  и  соседскую  звонкую  речь.
Колокол  в  церкви  слышался  строго,
Громко  молился  народ в  синагоге,
Острые  башенки  к  небу  простёр
Местных  католиков  древний  костёл.

По  выходным  -  будто  улей  -  базар.
Глянуть,  пощупать,  купить  ли  товар…
Серым  и  рыжим  -  тулупы  мелькали,
В  сани,  телеги  -  бычков  запрягали,
Кони  степенно  жевали  зерно,
В  цене  было  всякое  ремесло :
С  вкусным  молочным  -  пузатые  крынки,
Мясо,  картошка,  спидныци,  хустынки..
Жил  городок,  дым  из  труб  шёл,  трудился,
О  лучшей  жизни  мечтал  и  молился.


                3
…Страшных  известий  окутывал  рой.
Шёл  41-й,  и  майской  порой
Каникулы  да  отпуска  -  впереди.
Под  утро  -  тоскливо  заныло  в  груди.
Собрался  народ.  В  тишине  и  без  слёз
Молотов  слово  «война»  произнёс.
Бомбили  деревни  и  города.
Со  свастикой  надвигалась  беда.

Мужчин  в  каждом  доме  на  фронт 
                провожали.
В  эвакуацию  -  уезжали,
В  страхе  и  спешке  покинув  дома.
Что  впереди?  Голод,  холод,  война…
Беженцев  толпы  по  городу  шли.
Упрямо  не  верили  старики
В  то,  что  с  гражданскими  -  станется лихо.
Страх,  суета,  стоны,  неразбериха …

                4
Гул  канонады.  Пожар  на  заре…
В  Хмельник  фашисты  вошли  в  октябре.
«Новый  порядок».  Застыли.  Померкли.
Всех  устрашили  приказы  о  смерти.
Слухи  тревожные,  горькие  вести.
А  для  евреев  устроили  «гетто».

Врагам  помогали,  их  пыл  был  неистов:
«Выявить  срочно  -  жидов,  коммунистов»
И  сразу  нашлись,  что  до  срока  дремали,
За  пайку  выслуживались  -  полицаи.
А  были,  что  жизни  своей  не  жалея,
Под  страхом  смерти  -  спасали  евреев.
Кого  было  больше  -  не  знали  тогда.
Дома  обступили  и  страх,  и  беда.
Листовки  бросали,  что  бой  будет  равным.
В  лесах  собирались  уже  партизаны.

Как  это  было?
О,  как  это  было!
С  маминых  слов,  но  я  -  не  забыла.
В  42-й  год  -  непросто  шагнуть,
В  страшный  тот,  горький  и  гибельный  путь.

            5
Светало.  Кроваво  пылала  заря
Страстного  9-го  января.
Старики,  дети,  охрана  с  собаками.
Лица  -  от  ужаса  -  все  одинаковы.
Всех  подгонял  мимо  елей,  берёз
Сильный,  скрипучий  январский  мороз.
Что  офицеры  кричали  толпе
Громко  на  лающем  языке ?
Ревностно  им,  говорят,  помогал
Полицай  Янко,  местный  вандал.
У  акции  этой  большой  был  размах.
Малых  детей  -  несли  на  руках.
Лица врагов  багровели  от  пота  -
Скорей  бы  разделаться  с  этой  работой.
Евреев  уже  -  за  людей  -  не  считали.
Гнали,  последних  ещё  -  избивали.
 
                6
Вдруг  взгляд  офицера  заметил  в  толпе
Юную  девушку.  Шла  -  налегке.
Была  -  белолица,  голубоглаза
И  белокура.  В  арийскую  расу.
Видом  -  красавица,  станом  -  стройна.
Тихо  другому  шепнул:  - Жаль,  война.
Только  зацокал  тот:  Жизнь  -  суета.
Жаль,  пропадёт  ни  за  грош  красота.
Призрак  надежды  в  глазах  вдруг  застыл.
-  Имя  своё  назови:  -  Эстер  Гиль !

Что-то  на  ухо  шепнул  офицеру,
Тот  ухмыльнулся: -  Послужит  «примером».
Люди  в  колонне  в  испуге  застыли.
 Быстро  тут  шланг  и  насос  прикатили.
Одежду  велели  с  неё  сорвать
И  стали…  струёй  её  поливать.
Молча,  ни  стона,  застыла  фигура.
Льдом  покрывалась  живая  скульптура.

К  лесу  колонна  продолжила  путь,
Чтоб там, приняв  муки, в вечность шагнуть.
В  спины  стреляли,  толкали  живых
Прямо  в  огромные  свежие  рвы.
В  детей  с  матерями  -  навылет  стреляли.
Землёй  и  извёсткой  потом  засыпали.
Долго  земля  там  потом  шевелилась.
Местные  жители  в  страхе  крестились.

…А  через  неделю  -  всё  повторилось.

                7
Представить  такое  сегодня ?  Едва  ли.
И  местные  жители  лес  -  избегали.
Но  те,  кто  вернулись  в  дом  после  войны,
Приходят  и  памяти  этой  -  верны.
Печаль  не  слабеет  под  толщею  лет.
Прощенья  за  это  не  может  быть,  нет.

…А  дети  их,  внуки,  кто  знал  бы  заранее,
Что  будут  сегодня  они  жить  в  Германии.
Ведь  мир  стал  другим.  Нынче  так  говорят.
Но  чтоб  не  пошёл  бесноватый  солдат
Сегодня  опять  жечь,  травить,  убивать,
Как  память,  Освенцима  вышки  стоят,
Предостереженьем  горят  неизменно
Погибших  фамилии  в  «Яд  Ва  Шеме».
И  память  иглой  через  сердце  продета
О  том,  как  в  смертельные  страшные  гетто
Евреев  сгоняли  в  жару  и  мороз,
Творя  иезуитский  режим  Холокост.


За  что ?  Нос  с  горбинкой  да  кудри  темнее ?
Враги  -  инородцы,  семиты,  евреи ?
Назвать  это  зверством ?  Навряд  ли  верней.
Сравненье  -  обидно  для  диких  зверей.

Чем  помешал  вам  народ  кареглазый ?
Фюрер  велел  -  уничтожить  всех  разом.
Не  капля  ль  горячей  еврейской  в  нём  крови
Ненавистью  обернулась  и  злобой ?

Захватчики  с  родины  Шиллера,  Канта,
Полки  таких  извергов  -  где  ж  вы  набрали-то ?
…Развёрстые  рвы  -  под  глухой  вой  метели.
Детей,  стариков  -  никого  не  жалели.
В  виде  развлечения  -  в  спины  стреляли.
Главою  раввина   -  в  футбол  вы  играли!

Припомнит  и  вздрогнет  пусть  весь  земной  шар.
Ведь  в  каждом  селенье  был  свой  Бабий  яр.

Сегодня  -  скинхеды ! -  свирепы,  юны.
Пусть  знают,  что  их  времена  -  сочтены.
Проклятье  народов  настигнет.  Сметёт.
Владеть  миром  -  больше  им  -  не  повезёт.

                8
В  земле  Украины  лежат  бездыханны
Абрамы  и  Сарры,  Ионы и  Ханны.
В  земле,  что  роднее  и  ближе  им  -  нет,
Где  дети  и  внуки  увидели  свет.

…И  в  многострадальном  Хмельницком  лесу
Над  рвами  дожди  проливают  слезу
И  знаком,  что  помнят,  проносятся  грозы.
Зимою  трещат  «Не  забыли»  морозы.
Давно  смыт  с  земли  палачей  страшный  след.
Но  сердце  -  болит.  И  забвения  -  нет. 

Глаза  жертв  невинных  нам  в  душу  глядят.
Сквозь  время,  сквозь  землю  проходит  их  взгляд.
Мы  знаем.  Мы  помним.  Войны  больше  -  нет.
Хранить  будем  вечно  её  горький  след.
Родные  и  близкие  видятся  лица.
Такое  -  не  должно  повториться.
Безвинно  не  должен  был  пасть  -  ни  один.
Вечная  память.
Аминь.
                Осень  2010