Андрей. Неприятности и гибель
Утром жуткая картина
Вдруг всплыла кошмарным сном.
Что увидела Марина,
Осозналось лишь потом.
Слабонервному свихнуться
Было пару пустяков.
Если просто отмахнуться? …
Не вполне уже здоров.
Море трупов. Всё пространство,
Всё, насколько видит глаз,
Как бесовское убранство,
Пляске смерти напоказ.
А она искала брата,
Он не видел её здесь,
Как Максима и собрата …
Поглощён осадой весь.
Словно пьяная ходила,
Ужас разум ей сковал,
- «Фока! Братец!» - говорила:
- «Отзовись, ты, где пропал».
Поле мёртвое молчало,
Но Марина шла вперёд.
Сердце ныло и взывало,
Что она его найдёт.
Она всматривалась в лица
Павших, им уже не встать.
Так отважная девица
Продолжала всё ж искать.
Слабый стон вдруг услыхала,
От реки он шёл, с кустов.
Словно жизнь ещё вздыхала,
Как природа на Покров.
В дорогой кольчуге, в шлеме,
Бранник вниз лицом лежал.
Полз к реке, похоже, в темень …
Не дополз, мешал кинжал.
Из плеча торчал, кольчуга
Жизнь спасла ему опять.
Эта верная подруга
Не давала жизнь отнять.
Первым делом осторожно
Извлекла она кинжал.
Воин охнул не истошно,
Телом чуть-чуть задрожал.
Принесла воды днепровской …
Был платок при ней как раз.
Ткань порвала и полоской
Замотала рану враз.
Ратник, вроде как, очнулся.
Вниз, в траву забормотал.
Даже малость шелохнулся,
Правда, больше и не стал.
И Марина очень нежно
Повернула на бочок.
- «Бог мой!» - слезы неизбежно
Покатились в кулачок.
Василько её любимый
Перед ней лежал, как спал.
- «Жив мой милый и молимый,
Бог тебя ко мне послал!
Я тебя всю жизнь искала …» -
Стала гладить брови, лоб:
- «Божья Матерь мне послала
Эту радость, жили чтоб.
Я теперь тебя не брошу,
Ты отныне мой навек.
Всё мужское я отброшу,
Дорогой мой человек».
Так шептала и шептала,
Гладя голову и грудь:
- «Жизнь счастливая настала,
Про печальное забудь».
Глубоко вздохнув всей грудью
Василько глаза открыл.
Разобраться было с сутью
Невозможно, он как плыл.
- «Где я? Что со мною стало?» -
Прошептал с последних сил:
- «Я живой иль небо взяло?
Ты Архангел Гавриил?»
Засмеявшись вдруг сквозь слёзы:
- «Нет! Нет! Нет! Не узнаёшь?
Я не сон и я не грёзы …
Вспомни и тогда поймёшь».
Василько пришёл в сознанье,
Стал вопросы понимать.
С ним вернулось пониманье,
Что живой. Стал шлем снимать.
Сняв и глядя на Марину,
Тихо, эдак, произнёс:
- «Ты Максим? Попал в стремнину …
Как тебя-то чёрт занёс?»
- «Не узнал …» - шепнула тихо
И нагнулась над лицом:
- «Говорил, что я трусиха,
Ты был бравым молодцом …»
- «Ты-ы-ы? Марина? Боже правый!
Как тебя я не узнал??? …» -
Встать хотел, но след кровавый
Лишь напомнил, кем он стал.
И Марина зарыдала:
- «Ты узнал меня, … узнал …
Как я долго это ждала …
Милый мой, ты б только знал».
И прильнув к груди легонько,
Долго всхлипывала так:
- «Полежи пока тихонько, …
А вставать нельзя никак».
Солнце только поднималось,
Залив золотом восток.
В дымке марева сливалось,
Как надежды островок.
Рана стала не опасна,
Как Марина занялась.
Заживала, всё прекрасно …
К ней серьёзно отнеслась.
Поскорей уйти отсюда,
Ад ночной этот забыть.
Хоть была она и с юга,
Север люб стал и не скрыть.
Поймала тут же в поле
Двух коней, хозяев нет.
Василько по доброй воле
Взгромоздился, в чём надет.
Меч приладил, щит на спину
И Марине: «Я готов!
Вдоль Днепра пройти быстрину
К переправе без мостов.
Где Ирпень с Днепром сойдётся,
В тех местах не раз бывал,
Лодка, плот всегда найдётся …»
Левый берег словно звал.
Шли вдоль берега крутого,
Днепр внизу урчал, шумел.
От течения такого
Кой-где пеной побелел.
- «А ты брата Фоку видел?
Я ж его искала там».
- «Он когда подвох завидел,
Всю дружину поднял сам.
Всё нам паника смещала,
Хоть темно, но я видал -
Отходить велел сначала …
Подо мною конь вдруг пал.
Слышал голос его чётко
И приказы отходить.
Он ушёл с людьми не кротко
И не стоит хоронить.
Ну, а я, как провалился,
Всё пропало в один миг.
Помню, как с коня свалился,
А как берега достиг??? …» -
Василько пожал плечами:
- «У меня ответа нет.
Не изрублен был мечами,
Вот и весь сказ, и ответ».
Только изредка молчали.
Василько так рассуждал:
- «Мы ж общались, отвечали …
Звать Максимом утверждал.
Как же так могло случиться,
Что тебя я не узнал?»
- «Здесь не надо шибко злиться,
Брат сестрёнку не признал.
Мы же с ним встречались чаще,
Иногда меня он злил.
Я ж смотрелась не кричаще,
А он отрока любил.
Делал всякие поблажки,
Как ребёнка опекал.
Эти барские замашки
Нарывались на скандал».
- «А теперь не станешь больше
Княжим отроком служить?»
- «Рвётся там всегда, где тоньше,
Так что вместе будем жить!»
- «Значит, замуж ты согласна?
В жёны за меня пойдешь?»
- «Ну, конечно! Жизнь прекрасна!
Я же знала, что возьмёшь».
Озорно так посмотрела,
Просто с искоркой в глазах.
Хорошела, посветлела …
И с улыбкой на устах.
Он жених, она невеста!
Стали так с тех пор считать.
Грусть у них теперь без места,
На отшибе, так сказать.
- «Я в Чернигов предлагаю
Заскочить передохнуть.
Святослав, я полагаю,
Даст до дому дотянуть.
С Долгоруким он общался,
Был союзник, даже друг.
И сейчас не колебался,
Был с Андреем и не вдруг».
Так на том и порешили.
Перебравшись через Днепр,
Вверх Десны шли, не спешили,
Василько почти окреп.
И опять Ведун навстречу,
Добрый дед, который раз
Им предсказывал их встречу,
Добродушно, как наказ.
- «Э-э-э, ребятки! Вот и вместе!
Свёл вас, вижу я, Господь.
Так что радуйтесь, всё взвесьте,
Чтоб союз не расколоть.
Много горя повидали,
Пришлось много пережить.
На себе всё испытали …
Жить, прошу вас, не спешить» -
Говорил это с улыбкой,
Источая добрый фон.
И притом манерой гибкой,
Не был жёстким, как канон.
Фока, а за ним Марина
Тут же спешились с коней.
Был Ведун для них махина,
Всех престижней, коль точней.
- «Мы теперь жених с невестой,
Просим нас благословить».
И Ведун манерой веской:
- «Век свой счастливо прожить!»
Положив свои ладони
На чело, добавил он:
- «Всё плохое словно кони
Ускакали прочь в загон».
А потом, как размышляя:
- «Тужит, … тужит наша Русь.
Господи! Дай сил ей, зная,
Русью я всегда горжусь.
Плачут все её посады,
Меж князей раздор идёт.
Эх, грехи, грехи! … А чады …
Их-то кто в твой Храм введёт.
Собиратель есть, нашёлся,
Земли русские собрать.
Не ко времени пришёлся
И ему несдобровать.
Ох, придёт закат кровавый!
За грехи заплатит он.
Он Христа достоин Славы!
Вздрогнет Русь от похорон».
- «Про кого вы говорите?» -
На Марину он взглянул,
Сделал вид – ответ не ждите
И ушёл, как кто вспугнул.
- «Не грусти, моя родная!
Нам он счастье предсказал» -
Василько её лаская:
- «Не спешите жить, сказал».
Вот и город показался,
Днестр в Чернигове красив.
Рассвет только занимался,
Как в тумане весь массив.
Святослав, увидев пару,
Несказанно был смущён.
Старый князь, он видел свару,
Потому так удивлён.
Узнав всё, отнёсся нежно,
Даже баньку истопил.
Отдыхали безмятежно,
Набирались свежих сил.
Целый месяц кайфовали,
Василько совсем окреп.
На охоте побывали,
Князь любил её, как хлеб.
А пришла пора прощаться,
Князь сказал: «Андрей горяч!
И не стоит обольщаться,
Что он всеми люб, хоть плач.
Передай, как сыну друга,
Долгорукий был мой друг,
Всех людей из свиты, круга
Пусть проверит. Кто вокруг?
Знаю я, что ты и Фока
Для него, как щит и меч.
Не решайте всё с наскока,
Берегитесь лишних встреч.
Юг, конечно же, потеря,
Пусть свой край объединит.
Всех князей притом проверяя,
Кто чем дышит, что болит.
Опасайтесь провокаций,
Без охраны не ходить.
Много всяких вариаций,
Чтобы взять вот так убить.
Говорю это серьёзно …
Научил меня Мстислав.
Там у Вышгорода грозно
Прозвучало – я был прав».
Дал коней с конюшни личной,
Охранение тоже дал.
Да запас еды приличный …
Василько не ожидал.
Попрощались, как родные,
А Марина аж до слёз.
- «Вы такие озорные …
Счастья вам!» - сказал всерьёз.
Князь Андрей узнал от Фоки,
Что Мстислав их разгромил.
Обвинения жестоки,
Как в награду подарил.
Вне себя, зашёлся в гневе:
- «Как могли вы допустить!?
Вас же, как семян при севе,
Столько – трудно уточнить.
Рати не было подобной! …
С двадцати почти земель,
Рать была боеспособной!
Быть разбитым ваша цель!?
Что случилось? Объясни мне!
Фока! Ты же воин ас.
Для таких же нет постыдней
Быть разбитым в клочья, враз».
Как помоями облитый,
Фока сдержанно молчал.
Вспомнил срам тот пережитый
И с досады замычал:
- «Как я всех их ненавижу!
В Киев каждый шёл урвать.
Перегрызлись, как увижу,
Так готов был в морду дать.
Не была та рать союзной,
Разношёрстный, алчный сброд.
А картина стала грустной,
Когда враг нашёл подход
Много в Вышгород сбежало,
А кого-то Рюрик взял.
Это было лишь начало,
Наш разгром уже зиял.
Ну, а штурм, … подумать стыдно,
Нас же он переиграл.
А ещё вдвойне обидно,
Каждый князь об этом знал.
И в паническое бегство,
Рать давила же своих.
Против нас такое средство
Стало болью нас сами».
- «То-то и беда вся наша,
Что согласия всё нет.
Не испита горя чаша …
Дьявол здесь, поди, пригрет» -
Произнёс Андрей в раздумье:
- «А князь Юрий? Сын мой как?»
- «Пережил он всё безумье,
Рана только, … не пустяк.
Тесаком плечо разбито,
Много крови потерял.
Но сознанье не убито,
Будет жить, как я понял».
И Андрей заплакал даже:
- «Жаль мне сына, … очень жаль.
Он же князь, стоит на страже …
А сейчас? Одна печаль.
Новгородцы любят силу,
Юрий им не подойдёт».
- «Князь! Не рой ему могилу
И себя он там найдёт».
Князь, хоть слабо, улыбнулся:
- «А твой брат, пусть сводный, как?»
- «Василько мой не вернулся,
Пал по милости «собак».
Видел в обществе Максима,
На совет он приходил.
Тоже пал, потеря зрима.
Был бы жив, факт заявил»
Лишь вздохнул в ответ он грустно:
- «Да-а-а, … на всё есть Божий Суд.
На душе конечно гнусно …
Распри встать нам не дадут.
Ты-то как? Какие планы?
Молодая жёнка ждёт …
Новгородки они рьяны,
Не держу, раз душу жжёт.
Как Евфимия, такие
Любят век, смиренно ждут.
Мой поклон. В года лихие
Нас они не подведут»,
- «Князя Юрия дождаться,
Вместе в Новгород пойдём.
Чувство гложет, может статься,
Что ещё кого найдём» -
Фока всё ж питал надежду,
Когда это говорил.
Не хотел являть невежду,
Видел сон, таки схватил.
Беглецы всё прибывали,
Старый мечник их встречал.
Радость? Вроде бы едва ли,
Тут Михно скорей серчал.
Андрей слушать не стеснялся,
Людям было что сказать.
Какой князь кому продался,
А за штурм, так наказать.
Столько душ за зря сгубили,
Бог им это не простит.
Ну, и к князю: «Вы где были?
Ваше сердце не вопит?»
Очень больно слышать это
И Андрей мотал на ус.
Зря доверился он где-то,
Получалось, что он трус.
Шли дни, Фока ежедневно
Выходил людей встречать.
Говорил всегда душевно,
Перспективу намечать.
И дружинники охотно
С ним вступали в разговор.
За него – бесповоротно,
В остальном сплошной позор.
С сожалением говорили,
Что Андрей их не повёл.
С ним бы Вышгород сломили
И Мстислава б враз обвёл.
Юрий вышел, с ним дружина,
Когда стало вечереть.
Неприглядная картина,
Впору можно зареветь.
Шли, измотаны дорогой,
В массе основной, пешком.
Князь верхом в повязке строгой
Но в кольчуге, меч знаком.
Фока бросился навстречу:
- «Что живой, я очень рад!
Ждёт отец, я обеспечу,
Чтоб забылся этот ад».
Князь их ждал всё это время,
Сон, отчасти, потерял.
- «Мономаховское семя,
Должен выжить!» - повторял.
И случилось, что вернулся …
Как он Юрия любил!
А увидев, содрогнулся,
Юрий был не тот, что был.
Искалеченное тело,
Но внутри горел огонь:
- «Еду в Новгород я смело
Вместе с Фокой, вот ладонь».
И пожав обеим руки
Их Андрей благословил:
- «Поживите тут без скуки,
Наберитесь свежих сил.
Где командующий рати
Жидиславич, он-то жив?» -
Вдруг спросил, … спросил некстати …
- «Если жив, то это миф.
Он в полон, попал к Мстиславу,
Тот союз наш не простит.
Жаль Бориса, он по праву
Был из тех, кто знаменит».
Дни пошли опять за днями,
Стал спадать вал беглецов.
Осень началась дождями.
Фока всё же ждал борцов.
Видит как-то в чистом поле
Скачут двое да в галоп.
Пыль столбом по их же воле,
Как от стада антилоп.
Далеко. Лица не видно,
Шлем, кольчуга – всё при них.
И оружие солидно …
Фока видя всё, притих.
После нескольких мгновений
Он вдруг первого узнал,
Василько Брат! Без сомнений.
С ним Максим, не отставал.
Закричал, как сумасшедший:
- «Вы-ы-ы! О, Бог ты мой, спаслись!»
Побежал навстречу пеший,
Кони встали, как слились.
Сколько радости, объятий:
- «Василько! Максим! Нет слов …
Обалдев от восприятий,
Я расплакаться готов.
Вы мне жизнь продлили вдвое,
Счастье хлынуло в мой дом.
Боже мой, … иметь такое,
Быть, как в мире золотом».
Василько тогда с хитринкой:
- «У меня тебе сюрприз».
- «Вы не в счёт? Опять с новинкой?
Оба здесь ну чем не приз!»
- «Хорошо, секрет открою,
Много лет к такому шёл.
Счастлив я, сейчас не скрою!
Я сестру твою нашёл!»
Фока вздрогнул, как обжёгся:
- «Что? Давай не куролесь …
Ты серьёзно?» - вдруг зажёгся:
- «Почему она не здесь?»
Василько лишь улыбнулся:
- «Фока! Здесь её следы …».
Тот к Марине повернулся:
- «Не Максим? Сестрёнка ты-ы-ы? …»
- «Я любимый мой братишка!
Столько лет не узнавал».
- «Думал ты ещё малышка.
Чтобы так? … Не ожидал».
Визг и смех на всю округу.
Пляски, шутки, хоровод …
Даже лошади с испугу
Вдруг заржали, как итог.
Отдышавшись от веселья,
Когда бум весь поутих.
Василько: «Есть день рожденья!
Мы невеста и жених!»
Фока просто млел от счастья:
- «Как всё это пережить?
Вон! Все драмы и ненастья!
Счастьем надо дорожить!»
А Андрей, узнав всё это,
Внешне был серьёзен, строг:
- «В женский скит за ложь? Есть где-то …
А что? Запросто бы смог».
Тон Марина раскусила,
Но серьёзно отнеслась:
- «Я виновна, … заслужила,
Раз соблазну поддалась».
И Андрей довольно мирно
Молодых благословил.
- «Ехать в Новгород не стыдно,
Сын вас просто полюбил».
Ну, а в Новгороде Лена …
Акинфий их тоже ждал.
Ждать устали, как из тлена
Возвращались, как в финал.
Были слёзы, удивления,
Откровенная любовь.
Были страсти, умиления,
Жизнь ключом забила вновь.
Новгородцы понимая,
Князь их тоже пострадал,
Всех причин порой не зная,
Недовольствовать не стал.
А Андрей теперь стал чаще
В Боголюбово бывать.
Ситуация кричаще
Стала вдруг напоминать,
Что идёт не так всё просто,
Стали слухи доходить.
Недовольство, как короста,
Стала княжеству вредить.
Василько с Мариной вместе
Появились как-то вдруг.
К Рождеству и в этом жесте
Князь почувствовал недуг.
Не его недуг конкретно
А Владимирских земель.
Липла ложь и незаметно, …
Как в застолье липнет хмель.
Встретил с радостью великой:
- «А Максимом был пригож …»
И супругу: «Не хихикай,
Только с ней везде ты вхож».
Смех снял сразу напряжение.
Место всем, где жить, нашлось.
- «У меня есть предложение,
Пасху здесь, раз довелось»
И не встретив возражения,
Всех в трапезную за стол.
Чтоб исчезли подозрения,
Пригласил семейный «ствол».
Ну, а вечером в светёлку
Василько и пригласил:
- «Чую прибыл не без толку,
Юрий, видно, попросил?»
Да конечно он отчасти,
Когда всё я рассказал.
- «Передай отцу, что страсти
Скоро выльются в скандал.
Даже Новгороду ясно,
Во Владимире бузят.
Ситуация опасна,
Пусть отец изменит взгляд» -
Юрий мне из слова в слово
Так вот всё и передал.
- «Что толкнуло так толково …
Где он всё это набрал?» -
Так Андрей насторожённо
Гостя вежливо спросил.
Василько ответил скромно:
- «Я за тем и пригласил.
Было всё это давненько,
Ещё жив был ваш отец.
Помогали вам маленько,
Я и Фока, … был юнец.
Богоматерь утащили,
Все стояли на ушах.
Вот тогда-то и решили,
Что нельзя погрязть в грехах.
Ночью первое свидание
Было с дедом, он Ведун.
Предсказал церквей создание
Богоматерь, где пестун.
Во второй раз он явился,
Как Марину потерял.
Словно видел, как женился,
Так активно уверял.
В третий раз у того места,
Где Мариной найден был.
Там она уже невеста,
Он поздравить не забыл.
А потом, как на прощанье,
Грустно так мне и сказал.
Ждёт, мол, скоро обнищанье.
А вина? Бог наказал.
Распри, вечные разборки
К разорению приведут.
Есть один сторонник порки,
Не ко времени он тут.
Ждёт его конец тяжёлый,
Вздрогнет жалостно вся Русь.
И совет был невесёлый,
Вслух сказать я не берусь».
И Андрей совсем спокойно:
- «Обо мне? Предположил?
Молодец! Ведёшь достойно!
Будешь рядом, я решил».
Василько так и остался,
И тиун, и адъютант,
И в дружине оставался
Справедливости гарант.
За дела ретиво взялся,
Лично всё стал проверять.
От ненужных избавлялся
И вообще на быт влиять.
А Мирон с Мариной вместе
Вновь за роспись принялись.
В Боголюбово без лести
Храмы словно родились.
Но не всем было по нраву,
Из холопов так взлетел.
- «Ничего, найдём управу …» -
Пётр Кучкович обнаглел.
Пётр Курков при всех открыто:
- «Не детей нам с ним крестить.
Пику в бок и шито-крыто …
Эка невидаль прибить».
Люди стали волноваться,
Василько предупреждать.
- «Мне здесь нечего бояться,
Я сумею сдачу дать» -
Говорил в ответ бесстрастно
И всегда благодарил.
Люди видели, как страстно,
Он о долге говорил.
Ну, а недруги искали
Повод, как его подмять.
Мал по малу, а смекали -
Василько им так не взять.
Сын Петра Иван Кучкович
И предложил вариант.
Пётр заметил: «Мой Петрович …
Ты смотри, какой талант!»
Этот Пётр свояк Андрея,
Он Хрисии дядей был.
Первой женщины, старея
Всё же помнил и любил.
Потому семье всей веря,
Князь и мысль не допускал,
Что Кучковичам доверя,
Он врагов себе сыскал.
На торгу всё разыграли.
Начал шум слуга Кирилл.
Василько толкнув, как ждали,
Чтоб тот в морду получил
Василько и сделал это,
Получил своё нахал.
Меч сверкнул, мгновенье где-то,
Удар просто наповал.
То Иван, он был чуть сзади,
Со спины лишь трусы бьют.
Василько в таком раскладе
Был бессилен абсолют.
Крики, шум и суматоха.
- «Адъютант!» - кричат: «Убит!»
И к Марине, … «с мужем плохо» -
В луже крови там лежит!»
Остальное, как в тумане.
Жив остался, устоял.
Плохо видел, как в дурмане,
Много крови потерял.
Доложили князю тут же,
От Михно он всё узнал:
- «Жив он, жив, … могло быть хуже» -
Что ещё сказать не знал.
Прибежала и Марина
Вся в слезах: «Ох, плохо князь!
Рана с горлышко кувшина,
Не видала отродясь.
Бредит, стонет постоянно,
Знахарь тут же рядом с ним.
Речь неясная, пространна
Говорит, что сохраним.
Травы всякие, примочки …
Очень просит не мешать.
Склянки, баночки, горшочки …
Что мне делать, вам решать».
- «Успокойся! Знай, злодеи
Скоро кару понесут!
Появились лиходеи?
Будут знать, кто главный тут.
Даже трогать не позволю
Моих ставленников. Вот!!!
Только дай аспидам волю,
Будет полон дом сирот.
Приведите душегуба,
Я с ним лично разберусь.
Пусть расскажет мне голуба,
Кто такой и что им Русь».
И пока за ним ходили,
Он позвал, кто был, бояр.
Суд вершить, чтоб не забыли,
Князь не должен с татью яр.
Привели, верней втащили,
Кто тогда варнаком был.
- «Ты-ы-ы? Кучкович? Вы решили
Воевать со мной? Хватил …
Василько чем провинился?
Ты за что его вот так?»
- «За слугу я заступился.
Слабых бить видать мастак».
- «За слугу-у-у! ... А ну ведите …»
Привели: «Так как зовут?»
- «Я? Кирилл, если хотите,
Кирей можно, как поймут».
- «Слушай Киря и запомни,
Будешь врать, мы не простим.
Есть свидетели и помни,
Мы не зря вот здесь сидим.
Ложь - и грех, и зло большое,
А для грешников есть кол.
Плаха средство не чужое,
Может легче, как укол».
Посмотрел князь на Ивана,
Тот краснел, потом бледнел …
И к слуге: «Кто дар обмана?
Кто на самом деле смел?»
- «Он не бил меня! Простите!
Это я его толкнул»
- «Он ударил!» … «Как хотите?
Я ж его в колено пнул».
- «Сам надумал иль с подсказки?»
- «Так мне барин приказал.
Не исполнишь, выжгу глазки,
Так мне там же и сказал».
- «Вот теперь мне всё понятно,
Кирю можно отпустить.
Хоть слуга, а мыслит внятно.
А с тобой-то как мне быть?» -
Подошёл Андрей к Ивану:
- «И зачем же ты мне врал?
Вверюсь вашему обману?
Дураком меня считал?
Если б ты во всём сознался,
Да покаялся притом,
Лёгкий счёт к тебе бы стался
Не болезненный притом.
Ну, а раз, как шут, заврался,
То законы таковы,
Как бы здесь не рассыпался
Не сносить вам головы».
Побледнел Иван, затрясся:
- «Боже мой! Помилуй князь!»
- «Я терпением запасся …
Не могу, на завтра казнь».
Утром всё-таки казнили,
Голова слетела с плеч.
Как Кучковичи просили …
Не смогли ту казнь пресечь.
А герой наш поправлялся,
Князь решился навестить.
Рассказать про казнь пытался …
- «Надо было бы простить»
Василько сказал в раздумье:
- «Нажил князь себе врагов.
Ведь казнить родню бездумье,
Не простят. Канон Богов».
Рождество прошло, Крещение …
Страсти вроде улеглись.
Поутихло возмущение,
На скандалы не велись.
Но Кучковичи притихли,
Князь теперь стал их врагом.
Это внешне так постихли …
Думали не о благом.
В день погожий, зимний, ясный
Князь охоту объявил.
Повод пакостить прекрасный,
Он бояр и вдохновил.
Василько, хотя и хворый,
Постоянно с князем был.
Знал, Кучкович Пётр матёрый
И казнь сына не забыл.
Он возглавил всю бригаду,
Был, по сути, главный псарь.
По известному обряду,
На охоте он, как царь.
Боголюбово всё вышло
Княжий выезд посмотреть.
Князя было мало слышно,
Так что где-то пожалеть.
И Яким Кучкович здесь же,
Раз отец его позвал.
Ехал рядом, как в манеже,
Все задумки бати знал.
Пётр Земятнич поравнялся:
- «Почему угрюмый вид?»
- «Так …» - Яким слегка замялся:
- «Нас Господь благословит».
- «А у вас здесь всё, как надо?» -
И Яким в ответ кивнул.
- «Там у балки ждёт засада,
Яков бы вот не вспугнул
Он нашёл в лесу берлогу,
Вот туда мы и идём.
Князь за дичью? Слава Богу,
Без рогатины бредём.
Вот медведь и будет птичкой,
Пусть из лука его бьёт.
Шатуны с его привычкой
Спать зимою, не поймёт».
Ехал, князь не замечая,
До чего ж красив был лес.
Мысли всё же докучая
Притупляли интерес.
Треск услышал. На опушку
Вышел молодой олень.
И стрела его в макушку,
Прямо в глаз, влетела в цель.
Всё случилось моментально,
А Андрей стрелять умел.
Были в шоке все буквально,
Но хвалить, никто не смел.
Василько подъехал первый:
- «Всё зверьё не перебить.
Пусть второй будет резервный,
А на этом завершить».
Но Кучкович просто в злобе:
- «Кто здесь псарь? Я или ты?
А тоскуешь по зазнобе,
Можешь ехать с маеты.
Здесь охота – не дружина!
Свой конкретный интерес.
Зверь охотнику причина
Снять усталость, даже стресс».
Но Андрей вмешался резко:
- «Прекрати ему дерзить!
Он на службе, мыслит веско
И не надо его злить.
Что касаемо охоты,
То, наверное, он прав.
Мы зверью не доброхоты,
Но сегодня без облав».
Так сорвалось покушение,
В этом был какой-то риск.
Пётр Земятнич отношение
Сохранил, но мог быть сыск.
Яков мог сболтнуть по пьяни,
Как медведя отыскал.
Но не смог поднять для рвани,
Князь оленя «приласкал».
И Яким Кучкович тоже,
Как его родной отец,
Мог на плахе быть похоже,
Если всё всплывёт вконец.
В Боголюбово стал реже
Появляться на людях.
Хоть боярину невеже
Так вести себя, … но ах.
- «Господи!» - молил он Бога:
- «Помоги покой вернуть!»
И росла, … росла тревога,
Что не мог порой уснуть.
Яков мог убить Андрея
И спокойно скрыться б смог.
Бродит в городе, бурея
От питья и не залёг.
Пока князь и Яков живы,
Им покоя не видать.
Обещания их лживы,
Всё тут можно ожидать.
- «Может в монастырь податься?» -
Вдруг пришла такая мысль:
- «В келье братии затеряться
Раствориться словно пыль».
Как представил себя в рясе
И в клобуке цвета смоль,
Не в улыбке, а в гримасе
Всё свело, такая боль.
Нет! Нельзя так расслабляться!
Он же Мономахов внук!
Будут с ним ещё считаться,
Он, Яким, не близорук.
Не разбив яйцо надёжно,
Факт, яичницу не съешь.
Вдруг все домыслы и ложно?
Может это лишь рубеж!
И тогда Яким решился
Ехать к князю на приём.
Баньку истопил, помылся
И поехал, как в наём.
Боголюбские хоромы
Не Владимирским в упрёк
Поскромнее, но весомы …
Их Андрей всегда берёг.
Оторопь и удивление, …
Встретил в горнице своих.
Амбал ключник, то явление,
Монзич зять один из них.
Монзич был строитель главный,
Он Владимир начинал.
И Ефрем боярин славный
Был обласкан, это знал.
Отлегло враз у Якима
Даже как-то осмелел:
- «Будет князь?» - спросил Максима.
- «Я не он!» - сказал пострел.
Вышел князь, смотрелся классно,
В голубой рубахе – шик.
И кафтан сидел прекрасно,
Цвета зорьки, чудный лик.
И штаны что цвета моря,
Из сафьяна сапожок …
Остальное всё зашоря,
Он тепло внутри зажёг.
Поздоровавшись со всеми,
Подошёл к Якиму вдруг:
- «Где пропали? Приболели?» -
Посмотрел, а взгляд хитрюг …
- «Ладно, ладно … не смущайся,
Приболел, так приболел.
Будет хуже – обращайся,
Помогу, я сам болел».
И Якиму стало стыдно,
Что хотел его убить.
Он без зла и это видно,
Предложил болезнь добить.
На другой день спозаранку
У Якима собрались.
Не на пьянку и гулянку,
Мнения многих разошлись.
Подошёл Амбал конечно,
Пётр Кучкович вслед за ним.
Прибыл Яков пьяный вечно,
Но зато не аноним.
- «Нам тягаться с князем трудно …»
И Амбал наполнил ковш
Мёдом крепким и прилюдно:
- «Он в любую душу вхож».
- «Да, никак ты испугался?» -
Тут Яким зло сплюнул в пол:
- «Я-то все дни напрягался,
Мол, с охотой чушь смолол»
- «А чего мне вдруг бояться?
Это ты в Москву решил.
Он тебе не дал задаться
Князем стать. В Москве чтоб жил».
- «Да, ты прав Амбал отчасти,
Мой отец совсем не Пётр.
Разрубил его на части
Князь Андрей! Он живодёр!
Не Кучкович я, а Кучма
И Андрей его казнил.
Он ростовский самоучка
Князя взял и упразднил.
Никуда я не уеду,
Про страх лишнее сказал.
Я устрою с ним беседу
На мечах, чтоб пол лизал».
Через два дня снова встреча,
Пётр теперь бояр собрал.
Мнению, не противореча,
Так как лично всех он знал.
- «Все собрались?» - осмотрелся:
- «Если все, то всё закрыть!
Не пускать!» - распорядился:
- «Даже если будут «крыть».
А вопрос один сегодня
И должны его решить.
Власть сегодня, как исподня,
Не пора ли заменить».
Монзич встал: «А основание?
Князь ведь тоже не дурак.
Если просто бичевание
На словах без ссор и драк?
То тогда другое дело,
Он нас примет и поймёт.
Ну, а если накипе-е-ло-о …
Думаю, он всех уймёт».
Пётр на реплику спокойно:
- «Быстро ты позор забыл.
Это даже непристойно …»
Ефрем в гневе даже взвыл:
- «Ты хоть старший здесь по званию,
Но держи себя в руках!
Непристойно, … ликованию
Нет причин, увы и ах».
- «Вы пришли сюда ругаться?» -
Пётр Земятнич тоже встал:
- «Пётр собрал, чтоб разобраться,
Так давай, момент настал.
Говори нам своё мнение,
Ведь не зря, поди, собрал.
А появится сомнение,
Обмозгуем, чёрт побрал».
- «По навету своей черни
Князь боярина казнил!» -
Голос дрогнул: «Этой скверне
Дал дорогу и вменил.
И доколе будем молча
Эту пакость созерцать?
Вся его порода волчья
Злость не будет отрицать.
Он забыл, что мы боярство
Неизменно кормим власть.
Как пещерное дикарство,
Не потерпим эту страсть.
Кто хозяин в своём доме?
Он, наверное, забыл.
В своей вотчине тем боле …
Не пора ль умерить пыл.
И не мы ль вольны, владея
Смердом, черлядью, … их всех,
Заподозрив лиходея.
Приструнить и без помех».
Пётр вздохнул, как после бега,
На всех мрачно посмотрел:
- «Вот такая вот телега …
Этот всё предусмотрел.
Одного казнил, а завтра …
Кто-то может и из нас?
Я не кролик, не ондатра,
Чтобы ждать свой смертный час».
Тихо стало, все молчали …
- «Кто ещё?» - спросил Яким.
Но бояре лишь мычали,
С предложением никаким.
И Кучкович своей мощью
Поразил буквально всех:
- «Я убью сегодня ночью,
На себя беру сей грех.
Богородицу молите,
Пусть она меня простит.
Шибко дом мой не хулите,
А семья пусть не грустит».
- «Пётр! Безлепицы не надо! …» -
Монзич даже подошёл:
- «Грех сказал? А может Лада?
Вновь Весна и сев пошёл!
В том беда – ему неймётся,
Не уйти от новых бед.
А не мы, то он займётся,
Так что выхода и нет».
Той же ночью, как обычно,
Всех Прокопий сторожил.
Стража с ним, уже привычно …
Мечник это заслужил.
Домочадцы уже спали,
В гридницу пошёл присесть.
Ноги слабенькими стали,
Возраст в них решил осесть.
Вдруг ворота заскрипели,
Кто-то въехал в княжий двор.
- «Кто такие? Оглупели?
Раз без спроса, значит Вор!»
- «Что ж Прокопий раскричался?» -
На коне сидел Яким.
- «Старый стал и не признался …» -
Молвил голосом глухим.
Ну, а сам за ножны взялся,
Мечник выхватил свой меч
И в бессилии расписался,
Был сражён, не смог привлечь.
Так лежать там и остался,
Старый воин кончил век.
С прошлым дико он расстался,
С жизнью долгой, как забег.
Пётр с Амбалом часом раньше,
И Яким подъехал к ним,
Порешили стражу, дальше
Город был уже, маним.
Терем князя взяли тихо,
Лишь Прокопий пошумел.
Вёл по жизни себя лихо,
По-другому не умел.
Прежде чем идти в ложницу,
Все в медушу, там же мёд.
Крепкий мёд тепла частицу
Выпив, тает в сердце лёд.
Выбив донышко бочонка,
Пили все, как только мог.
Кто лакал, как собачонка,
А кому и шлем помог.
- «Всё! Пошли!» - и Пётр Якима
Просто силой оттащил.
- «Цель допить недостижима!
Хочешь, чтоб тебя тащил?»
Подошли к дверям ложницы
И Пётр тихо постучал.
- «Кто там?» - словно тут блудницы …
Князь к порядку приучал.
- «Я Прокопий!» - Пётр умело
Голос тот изобразил.
Но Андрей понял всецело,
Это те, кто днём бузил.
- «Не поверил гад! Ломайте!» -
Рявкнул Пётр и сам налёг.
- «Побежит, так догоняйте,
Чтобы здесь в хоромах слёг».
Князь метался в это время,
В темноте он меч искал.
Вдруг ввалились, вражье семя
Первым был средь них Амбал
Князь стоял в углу весь бледный
На убийц своих смотрел.
- «Где ж мой меч? Эх, был бы бедный,
Кто ворваться так посмел …» -
Так подумал на мгновенье,
Рядом вырос вдруг Яким.
Горло в клещи … и хрипенье …
Покатились вместе с ним.
Ярость прям-таки кипела,
Князь готов был разорвать.
До сознанья долетело:
- «Бей его! Не дай порвать!»
А тут Монзич изловчился
И ударил в пах копьём.
Кровь фонтаном, как мочился …
Стали бить уже вдвоём.
Пётр с мечом и не напрасно,
Крикнул: «Я оставлю штрих!»
Меч вошёл в плечо, как в масло,
Андрей вскрикнул и затих.
А Амбал Ефрема сдуру
Зацепил своим клинком.
Зная дикую натуру,
Тот терпел, ругал тайком.
Собрались опять в медуше.
Пили много, хмель не брал.
Вдруг Аким: «А стало глуше …
Князь меня куда-то звал».
- «Мёду больше не давайте …» -
Амбал грязно хохотнул.
- «Шорох слышу, свечку дайте…» -
Пётр поднялся и вздохнул:
- «Я схоже, сейчас проверю».
С ним поднялся и Амбал.
Закричал: «Глазам не верю!
Князь куда-то наш пропал!»
Точно! Ложница пустая.
Осмотрели стены пол.
На полу след, кровь густая
Вниз ведёт, и Пётр был зол.
На себя был злой конечно.
Что не смог за раз убить.
Поступил весьма беспечно,
Так бы мог и упустить.
Лишь внизу, почти в подвале
Разглядел, сидит сам князь.
Весь в крови, чуть жив в запале,
- «Вот и всё!» - сказал скривясь.
Взмах меча и нет Андрея,
Жизнь его оборвалась.
Народится галерея,
На которых Русь взвилась
Не ко времени родился,
Так Ведун ему сказал.
Очень мало пригодился,
Но пожить не опоздал.