Вернулась весна. В который раз.
Словно что-то забыла отдать...
Или присвоить?
Я не заметил. Снова.
Как сбегает в слюнявом позоре зима,
Не заметил тоже.
Кора замерших деревьев шепчет - хватит...
О да, согласен.
Гурьбой рождались и разом пухли почки.
Да не мои! Ветвей!
Не помню, чтоб хоть раз я это чудо замечал.
Опять же.
Как ветром рвёт с земель куски остатков синтепона.
Как вам метафора? Ну ладно...
Как отрезвел асфальт и формы обрели бордюры.
Надо же... Подумать только.
Нет. Не замечал. Увы.
Ко мне ветвями тянется природа,
Облака и тучи лезут целовать.
Поют водЫ потоки хором песни.
Как водится. Не замечал.
Во мне проснулось то, что зиму спало-спело.
Внутри. На глубине двух пальцев. Прямо здесь.
Проснулось женское.
Проснулось и мужское.
Кто во мне заглавный ныне?
А кто был прежде? - покажет март.
Раскроет и апрель.
Ожили кровИ эритроциты,
Проснулись перепонки,
Остывшее затишье пульса, пенка век.
Что-то вроде бы ещё...
В упор стреляйте - не за-ме-тил!
Ног дуэт восстал из заботливых ботинок,
Свесивших язык.
Цепи шнуровок змеЯми расползлись по полу,
Даря свободу союзке башмаков.
Думали заметил? Отнюдь.
Очнулся фаланг веер,
Дружно почивших в овчинных шкурах.
Да что там!.. Э-эх...
Как Солнце возродилось,
Я и подавно не узрел.
И не помню как впадало в спячку.
Даже.
Pardone...
Не видел я и старых пней,
Что обнажали свои спины.
Закатам и восторгам обнажали...
Стволы берёз, хранящих сотни "Настя+Никита",
Незримо хороводили, сея живительные соки,
Во рты жадных и голодных чернозёмов.
Кстати и глазом не повёл,
Как возвращались птахи.
Они-то громче всех шумели о грядущем.
То есть, о весне.
Не удивляйтесь. Ни-ни.
Ни сном, ни духом.
Не заметил.
Ветер, тому мгновение,
И сам глаза едва протёр -
Кусал меня за щеки и хрящи ушей.
Сорванец! Забавник!
Спасался бегством лёд,
И ломЯщий кости холод.
Мне право стыдно.
Не видел я и это.
Повеселела в градуснике ртуть,
Вспорхнув до, так желаемого, плюса.
Очнулись в зеркале морщины с сединой.
О Боже.
Вот это тоже как-то не заметил.
По-моему вдвое стали меньше боли и года,
Что паспорт мой стеснительно хранили.
В пыли глаза продрали,
Нечитаные книги и хранимые в рамках,
Родные сердцу лица и глаза.
Быть может ошибаюсь,
Но старая на кухне люстра,
Прибавила Ватт, эдак двести.
И как я это не заметил? М-да.
А вот и ожили несмелые и шаткие шаги.
Они мои. Проснулись тоже.
Проснулся великородный Kronos,
Скользя педантичной иглой,
По смоляной глади грампластинки.
Вода озябших труб,
Дарила колкий аромат своих напоров.
Что, к слову, тоже было незаметным.
Поначалу.
Ранее спали и лаки шкафов,
Но от касаний иссохшей кисти,
Рисовали на телах своих,
Фрагменты моих невнятных силуэтов.
Наверняка проснулись тоже.
Неа. Снова не узрел.
Жены спокойные и длинные одежды,
Что спали с молью в плательном шкафу...
Точно не скажу,
Но кажется проснулись тоже.
Мои губы и глаза,
Что хранят её черты и вкус,
Очнулись вновь.
Память лишь о ней,
Одна на мир весь не смыкала глаз.
Ни на одно мгновение...
Не сомкнёт и впредь.
Пока я не проснусь.
Но этого я не увижу.
Тоже.