На перепутье ветра и тумана
Стояла одинокая изба.
И печка в ней с утра тепло дарила,
Своим дыханьем веяла она !
Но время шло и отпылало пламя.
И пес, что с визгом прыгая, встречал,
Сбежал в туман березового края.
Затих истёртый жизнью, карнавал.
Но долго дед кряхтя, курил махорку,
Усаживаясь грустно на крыльцо.
И вглядываясь вдаль, всё ждал походку,
Не появился ли сынок его ?
За три версты родимого, малого
Узнал бы, бросив сгорбленный костыль.
Летел б на крыльях обнимать родного,
И отворять калитку спешно, что есть сил.
Старуха же в своем нарядном платье,
И ситцевом, в цветочек, передке.
Накрыла б стол трясущими руками,
Осматривая родинки в лице.
Которые в душе всегда хранила.
Подслеповатые глаза не прячут слёз.
И щи на завтрак, словно блюдо мира,
С загнетки истомленный веет запах грёз !
И снова дед кряхтя, курил махорку.
Пёс теребил чуть сгорбленный костыль.
Старуха по утрам щи на троих варила,
А сын в уютном городе, про них забыл.
На перепутье ветра и тумана
Стояла одинокая изба.
Закрылись ставни Отчего причала,
Теперь страдает сын, тоской себя казня.