* * *
Как испить эту грусть
эту терпкую чашу любви
ту – что жизнью зовётся –
под вздох
до последнего вздоха?
Был и кончен урок.
И мы снова остались одни.
Отпеваем себя:
что хорошего было –
что плохо.
В поднебесной юдоли
шаги тяжелы и легки
но на зов у дверей
отзываются звери и люди.
Я жила – как умела–
упрямо сшивая стихи
не в альбом и в тетрадь
но в просвет
безвременья и буден.
На свету и во тьме
всё таинственней
шопот ладоней
холоднее земля
и дороже домашний уют
всё пронзительней
боль за детей
дни и ночи бездонней
и всё ближе черта–
где нас ждут.
Бесполезно взывать
к милосердию
ангельских судей–
нас разводит покруче
дорогами правды и лжи.
Я писала стихи
по канве перечёркнутых судеб
так – как в древней Халдее
писали в пространстве души.
Принимаю как есть –
всю тебя –
неоглядная старость.
Но в морщинах у глаз
и в сединах теперь узнаю
то печаль глухарей
то свою
первозданную радость
беспредельность черты –
где нас ждут...
Ничего не таю.