Светлые уголки памяти

Сергей Шулинин
                "Что имеем не храним, потерявши плачем"
                Русская народная пословица

        В нашей семье долго хранилась одна памятная реликвия – треугольник со штампом военно-полевой почты – отцовское письмо с фронта. Лично мне не довелось подержать его в руках: после войны родители жили на съёмных квартирах, состав семьи был большой, активный, и как это обычно бывает - письмо со временем исчезло, но память об этой дорогой вещице в семье осталась.
        Однако больше всего я переживаю даже не об этом. Я жалею, что в своё время мне не довелось поговорить с отцом за жизнь, по душам, услышать его фронтовые рассказы. Тут, конечно, и разница в возрасте сыграла свою роль – как-никак между нами было 50 лет, каждый жил своими заботами. В юности, когда тебя крутит по свету, кажется, что родители вечные, и мы ещё успеем всё и обо всём… не успеваем. К слову сказать, и отец не очень был щедр на воспоминания. Махнёт рукой на мои глупые вопросы, да молча дымит махрой самокрутки и чувствовалось - там, внутри у него столько всяких отголосков клубится от минувших событий, что даже мне, сыну, у него не было сил открыться. Так повод и не нашёлся.

        Родители после войны жили бедновато, собственно как и большинство людей, но через займы и ссуды сумели поставить дом. Нас, девятерых родили-ростили. Даже при скромном житье-бытье стол в нашем доме редко был пустым. Может быть оттого, что родня у нас была многочисленная, дружная: тётки, бабки, деды многоюродные – всех и не упомнить, и когда по случаю какому торжественному родственники собирались, тут уж без традиционных пирогов не обходилось и обязательно, чтоб с муксуном! - это как закон. В большом количестве испекались блины с румяной корочкой, каждый из них походил на масляное солнце с бахромой. Подавались блины на старинном, фарфоровом блюде - наследстве наших прапрадедов, переселенцев из центра Империи за Урал. Ещё помню горки всяческих ароматных ватрушек и шанежек. Даже самовар пузатый при его жизни застал, тот самый, который на углях растоплялся, сапогом распылялся, а после красовался в центре круглого, семейного стола, отсвечивая зеркальной латунью и отражённым пространством. И над всем пиршеством вился аппетитный, сизый дымок, который тянулся от шестка нашей кормилицы - дородной, русской печки. Рядом с ней обычно стоял двурогий ухват для чугунков, а на самой печке, оскалясь зубчатым поддувальцем хранилось некое чудище на подставке - чёрный угольный утюг. Утюжок обычно раскачивали - тем самым угли распалялись и накаляли рабочее тельце, стало быть, можно было гладить.   
        Рассказать бы про наш уютный дом, сложенный из свежего, бревенчатого  тёса, про русскую печь - кормилицу, но для этого потребуется отдельная глава.
        Главное, что я вынес из детства - во всём чувствовалась семейная основательность, крепость рода.

        Сейчас, перебирая в памяти свои детские впечатления, взрослым умом понимаешь – как же наши старики мудро умели вести житейский уклад, славно работать, так и веселиться от всей души - не чета нам, нынешним, безголосым "эсемэшникам". Люди из того времени умели и любили петь в застолье протяжные, многоголосные песни-напевы, а если уж плясали - половицы трещали! Из каждого двора под звуки разудалой гармошки либо басовитого баяна прямо-таки концертные программы звучали! У людей глаза светились, слово доброе звучало! И вот, что примечательно: слово «фронтовик» служило своего рода опознавателем «свой-чужой», и когда бывшие солдаты сходились с одного Фронта, сколько же было радости и гордости за себя и своего товарища – они были победителями!

        Бесспорно одно – вторая часть 20 века – это бестолково растраченный потенциал поколения победителей. Эх, ребята, да с таким талантливым народом можно было горы свернуть!.. И сворачивали, но при этом в итоге таких дров наломали – курам на смех! В огромной стране не нашлось достойных людей договориться между собой - сохранить Союз для самих себя, будущих поколений. Что Гитлер и мор не сделали – мы сами, глупцы уничтожили. Это же – не-мыс-ли-мо: положить на войне три десятка миллионов лучших людей, героически восстановить разрушенную экономику и всё опять бездарно сдать!!! И кому? Международной шпане, барыгам безродным! Ах, как же нас тонко подвели новоявленные «реформаторы» и Кремлёвские «гостомыслы» к такому состоянию ума, а вернее - его отсутствии. Одно слово – компрадоры мы все и глупцы.
        Ну, это так, «лирическое» отступление в виде исторического фона к рассказу о моих родителях и отголоскам времени.

        Отец мой – Шулинин Иван Петрович (1905г.р.) к началу Отечественной войны уже имел за плечами опыт боёв с японцами на Халхин-Голе. Даже в историческую хронику попал – оператор запечатлел его, поднимающего бойцов в атаку. Потом кинохронику в городе показали и батя, как сейчас говорят, получил свои «пять минут славы».
        Известие о войне встретил в Кисловодске - приехал в санаторий по болезни, но какое там лечение - срочно домой, в Тюмень. А уже в июле 41, моя мама - Евдокия Михайловна (1914г.р.) проводила мужа на фронт. В звании лейтенанта отец командовал взводом, воевал под Смоленском, вывел с боями своё подразделение из Вяземского котла, без потерь, при оружии и документах. Однако часть всё же расформировали, отец был отправлен в тыл, в Омск.
        Папа как-то упоминал, что в ноябре, в составе Сибирских полков, эшелонами их перебросили до Москвы. Ночью автоколонну провезли через мрачную, ополчившуюся столицу, без единого огонька до своей дислокации куда-то под Наро-Фоминск. И вот там, как поётся в песне: «в белоснежных полях под Москвой» Сибирские полки сыграли свою важную, историческую роль - остановили фашистского гада, а потом погнали, погнали его по холодку прочь с нашей земли.

        Батя воевал взводным 668 ОБС (отдельный батальон связи) в составе 31 Армии, 247 дивизии. Был ранен. После госпиталя следующий этап боёв - Сталинград. По выражениям и эмоциям  – это был сущий ад для обеих сторон. Тогда в полной мере спозналась вся ярость уличных боёв, дыхание окопного морока, вши, ликование от сдачи армии Паулюса, кошмар трупного смрада и красный цвет Волги по весне, переходы на маршах в состоянии сна, отсутствие нормального передыха, когда сапоги не снимались по месяцу, а портянки сдирались вместе с кожей. Чего только стоили немецкие пикировщики, бросавшие среди бомб дырявые бочки – вроде как шумовым эффектом пытаясь навести ужас на нас. И он, ужас был, витал, особенно на переправах, но шли и шли вперёд бойцы всем смертям назло и свой страх побеждали, потому что в душе каждого бойца жила твёрдая вера – мы выстоим и победим, хоть ты лопни, хоть ты тресни! Без веры в себя и кашу из топора сваришь, не то, что кого-то одолеть. Одно было трудно - заснуть при тишине...
 
        В составе Калининского фронта отец принимал участие в боях на Курской дуге, на командном КП обеспечивал связь между штабом и подразделениями. Лето было жаркое во всех отношениях. Но даже на войне были свои праздники, например, когда приезжали фронтовые бригады артистов – сколько же было радости у бойцов!
        И вот однажды, в перерыве боёв на передовую приехала сама Лидия Русланова. Как она пела!  В концерте звучали знаменитые «Валенки», «Синий платочек, и, конечно, песня Алексея Суркова «Землянка», про те самые белоснежные поля под Москвой, про тепло огонька в печурке, звуках гармоники, о ждущих тебя всей душой...
        Вот тогда-то отец, подложив под листок командирский планшет, на слух переписал слова песни и отправил треугольник с артистами в тыл.

        А уж как ждали эти треугольники писем с фронта! Вот, что мама рассказывала о том периоде:
        «Я работала председателем колхоза (в Омутинском р-не) Время было голодное, всё отправляли на фронт, из мужчин были только калеки на МТС, да старики, пахали в основном бабы, буквально жилы на себе рвали. У самой доходило до того, что детей кормила лепёшками из крапивы и лебеды. Свет выключу и говорю, что мясо, вкусно, а у самой ком в горле стоит от обиды за детей, не было никаких физических сил – весила около 40 килограммов. Но на людях надо было быть сильной, иногда жестокой, чтобы был порядок, на плаву держал священный долг коммуниста за порученное дело, сказанное в одной фразе: «Всё для фронта, всё Победы!»
        И вдруг, среди тяжких будней приходит долгожданная весточка от Ивана. Смотрю на конверт – боже мой, его почерк, значит – жив бродяга! У меня аж ноги подкосились от радости. Развернула, а там - ни тебе: «Здравствуй, Душа моя», ни строчки – как у него дела, а только один столбик стиха. Веришь, сын, я два дня не могла дочитать письмо до конца, разверну его, и сразу слёзы душат. Но зато, сколько же сил сразу добавилось, в душе, словно бабочки запорхали, откуда что взялось! Если честно, кроме долга коммуниста меня на этом свете держала любовь к мужу, только им и жила, только и молилась про себя за него.
        Когда Иван уходил на фронт, был спокоен, твёрдо сказал - будет биться исключительно за меня, старуху-мать и детей – его семья и есть его Родина, последний рубеж. И вот сейчас он там, бьёт окаянного фашиста!.. Что ты, мой Иван Петрович был всегда молодец-удалец…
        В 1943 году его комиссовали по ранению, я от счастья была на седьмом небе – болячки - они заживут, а муж мой – вот он, рядом, живой! Так и жили, тем и выжили…

        А ведь в нашей судьбе всё могло случиться иначе.
        В конце 20-х Иван учился в Ленинградском военучилище связи, после выпуска ему предлагали остаться и работать в этом же училище, но сырой климат Балтики не позволил этому сбыться. Не поверишь, перед поступлением подрабатывал тапёром в кинотеатрах, озвучивал немые фильмы. Говорил, что видел и слушал самого Шаляпина! В общем, уехал он из Ленинграда в родную Бобровку, что под Тобольском и на хлебе с квасом поправил своё здоровье после столичных разносолов. Глубинка по большому счёту сберегла его от многих бед в те смутные времена репрессий. Что и говорить: отец прошёл ещё те испытания – на несколько человек хватило бы…
        Но зеленел в Тюмени Александровский сад, где летним вечером на эстраде звучал духовой оркестр, беззаботно танцевали молодые пары и где меня лёгким поклоном пригласил на вальс молодой офицер с чёрными, как смоль волосами и пронзительным взглядом карих глаз… и потом случилась вся наша долгая жизнь. Вот это и есть – переплетение дорог и судеб…»

        Но там впереди, по другую сторону жизни ещё шла война, а на войне - как на войне...
        После Курска, отец воевал ротным 447 ОСБ (отдельный сапёрный батальон) в жутких, кровопролитных боях под Ржевом. В редкое затишье взял катушку с полевиком и с бойцом пошёл восстанавливать связь. Внезапно прилетела шальная мина, солдата убило, отца отбросило взрывом и засыпало землёй, ногу всю разворотило, да вдобавок сильно контузило. А перед вылазкой он только-только получил новые хромочи, которые после взрыва остались торчать из-под земли. В это время рядом проходили санитары, один из них, не мешкая, решил разжиться обновкой. Потянул за сапог, тут-то отец и очнулся. Что сказать: особая благодарность новым сапогам и санитару. В санчасти бате дали два стакана спирту вместо наркоза, привязали к столу и при помощи стамески и молотка сделали трепанацию черепа, чтобы выпустить гнойную жидкость, иначе не спасти было. И, конечно, отдельное спасибо хирургу – ногу сохранил, буквально сложил по кусочкам.
        После была комиссация, инвалидность, присвоение звание капитана.
        Вот такая  короткая история о моих родителях, о любви, хранившая их всю жизнь, о, казалось бы, исчезнувшем навсегда поколении победителей.

        Но почему: «казалось бы»? Дети фронтовиков - те же фронтовики!
        Каждый год 9 мая я с портретом отца имею честь и счастье проходить в строю Бессмертного полка на Параде в честь Нашей Славной Победы. Друзья мои, по накалу чувств это шествие можно сравнить разве что со взятием Берлина в том далёком 45! Это тот самый редкий момент единения народа всей страны, духовный акт освящения подвига наших отцов.
        Но в данном случае возникают далеко не праздные вопросы: после того, что мы сотворили с нашей страной, в какое безумство мы себя ввергли, упав на колени перед «долларом», растеряв в либеральной суете территории, предав целые народы, память, традиции, совесть, честь в конце концов, став, по циничному выражению вороватой, продажной элиты: «пиблом, который всё схавает», достойны ли мы чести называться наследниками победителей? Хватит ли нам интеллекта, людского ресурса, запаса времени, чтобы подготовить молодёжь эпохи «дома-2» и «егэ» на духоподъёмные проекты, равные индустриализации страны, её послевоенному восстановлению, освоению космоса, полёту Гагарина? Для сравнения: СССР за 30 лет сумел восстановить себя и многие соцстраны после тяжеленой войны, а мы (...) за те же годы только разрушаем всё до основания, причём с большой доплатой своим же "заклятым друзьям и коллегам".
        Но мне кажется: для начала нам нужно понять главное про себя - кто мы в данный момент: некое население, на приватизированной кем-то территории или единый народ? Куда и с кем мы идём? Во имя какой такой светлой цели сейчас творится история «их» бесконечных «шубохранилищ», «золотых парашютов» зажратых карманных депутатов и вороватых чинуш, поддержания чуждых нам заокеанских экономик, возможности безнаказанно воровать из казны триллионы, или же мы станем обществом Эры разума и милосердия, и всеобщего благоденствия для самих же себя - народа России? Что отнюдь не утопия, если по-настоящему заниматься этой Программой и не воровать при этом. Кстати, и кто воруют-то: начальники партии власти и их ненасытные банкирчики. И ведь поди все носят крест на груди, но какому богу молятся тоже догадаться не сложно - Маммоне. Грех небывалый!
 
       Но пришло время, когда перед нами встают архисложные вопросы и на них надо отвечать всем миром, по совести, сейчас, а не потом, во весь голос, ибо от нас, нынешних граждан России зависит: сохранится ли наша страна как Отечество, а не Кремлёвская кормушка сибаритов, будут ли наши будущие поколения иметь мирное небо над головой, свои светлые уголки памяти, овеянные гордостью за свою страну, или на территории 1/5 суши будет нечто совсем иное, к нам не относящееся?