Нет, смерть моя не ящерица, не змея.
Пугливая она. Линяет осенью, как всякий заяц.
С подпалинами рыжими на бедрах и боках.
И ненавидит меня, клацая зубами.
Еще она мне шепчет свое имя,
Дыша пятнадцать лет им в мою спину.
И напуская страх и морок,
все ищет, как ей утолить свой голод.
Ты так мне надоела с этим, знаешь!
А может, по-другому? Жизнью станешь!
И та, что долго так дышала в спину,
вдруг оказалась впереди.
Лицом к лицу: Вы были в Иерусалиме?
Вопрос простой, но от неё звучал он сильно.
Любил, а может, не любил я?
Ее ладони обнимали мои пальцы.
Я видел жизнь, тепло и благодарность.
И это имя страшное исчезло, превратилось в счастье:
Позвольте Вам помочь, доверьтесь, не печальтесь.
Я так хочу, чтоб Вы любили. Пусть не меня, вначале италианский.
И возвращайтесь, вновь. Сюда Вы возвращайтесь.
Успел я лишь пролепетать:
меня ждут дома. Мой очаг.
Ладони выпустили пальцы.
И мысль с улыбкой на устах -
чего ты так, дурак, боялся? -
ворвалась в жизнь, апрель и Ватикан.
04.05.2017