Свирелью берёзово-тонкой встречал нас проснувшийся сад.
Бог Солнца улыбкой ребёнка ласкал очарованный взгляд;
цветы на полянах зелёных все ведали тайны Земли
и нас, бесконечно влюблённых, дорогой заветной вели.
На миг показалось: мы птицы, летим над простором полей.
- Ты знала, что всё возвратится? - Я верила песне твоей.
Как сладко без страха и боли столетий распутывать вязь!
Ты пел мне о счастье и воле, любовью предвечной клянясь
и травня священными днями, в которых мы вновь обнялись.
Так двое, сплетаясь корнями, безудержно тянутся ввысь.
Они ни на шаг не отходят, и смерти, и злу вопреки,
и взора друг с друга не сводят, и не отнимают руки.
А в небе Перуновы кони несутся по краю зари.
Пернатое счастье в ладонях. Цветущее счастье – внутри.
Так парой Ярило и Леля идут, пробуждая леса.
В берёзовой песне свирели – и наши звучат голоса.
***
Небо травня гремит и искрится, чертит радуги солнечный луч.
Страстно любит Перун Перуницу на пуховой перине из туч.
Голос грома как будто нездешний, он - лишь отзвук заоблачных бурь.
Нет целебней дождей этих вешних, что собой омывают лазурь.
Всё в лесу: и дубы, и берёзы в обережный становится круг,
и гремят развесёлые грозы, и Земля рассветает вокруг.
Если б рядом ты был, друг мой милый, грозовою, цветущей порой,
я б тебя, как Перуна, любила, во всё небо пылая зарёй.
***
Май-сказочник! Как же по нраву мне грозы и яркость небес!
О нежности шепчут нам травы, поёт колыбельные лес.
Раскрыли глаза незабудки, сирени дрожат на ветру.
Счастливые эти минутки в ладонь для тебя соберу,
умою чистейшей росою, утишу полуденный зной.
Пусть чёрная Мара с косою обходит тебя стороной!
В горячих объятьях рассвета пусть нежится утро, звеня,
и светлое, русское Лето целует тебя за меня;
пусть от тополиного «снега» белеют родные края…
Нет в мире сильней оберега, чем дивная песня твоя.
***
Взгляни в окно, там нежная Берёза кружИтся в танце, ветви тянет ввысь.
Я вспомнила её сейчас, и слёзы рекой неудержимой полились,
и сердце сжалось так же, как в начале, где мы с тобой мечтали до зари,
и песни очень нежные звучали, и к дому прилетали снегири…
Мы были и наивней, и смелее, и, наполняя строчками эфир,
так верили, что станет всем светлее и лад придёт в безумный этот мир...
Пусть горького уже немало было, но на тебя смотрю я, чуть дыша,
всегда любя. И чувств подобной силы – до сей поры не ведала душа.
Люблю тебя! Писать об этом смею сквозь грусть и одиночество ночей,
с годами только глубже и сильнее, и ярче, и нежней, и горячей.
Солнцеворот нам шлёт дожди и грозы, но слёзы – как роса на лепестке.
Танцует светлоликая Берёза, как встарь, в твоём далёком-далеке,
нас бережёт, покуда мы в разлуке, и годы поворачивая вспять,
смеётся, тянет в небо ветви-руки, как будто хочет этот мир обнять.
***
Затаясь в мимолётности туч и взбивая их, как покрывало,
чья-то песня негромко звучала, c неба к полю спускалась, как луч.
Лес с вечерней шептался зарёй, простирая к ней хвойные руки.
А потом вдруг затихли все звуки, скрылось солнце за дальней горой.
Схлынул дождь, не спеша огорчать мир, столь радостный в вешней усладе.
В этой нежной, вечерней прохладе даже сердцу неловко стучать.
Тишина – это тоже струна, в ней мелодия ветра печальна,
в ней звенят бубенцами хрустально родники из волшебного сна.
***
Привал. Костёр. И ночь – беззвёздным пледом,
где край восхода, будто хризолит.
Спой песню, друг, для всех, идущих следом,
и пусть дорога к ним благоволит.
Порой тоска, подкрадываясь тенью,
крадёт у нас счастливые часы.
Но май весь дышит нежною сиренью,
и травы серебрятся от росы.
За боем бой – уже порвались крылья
и затупились верные мечи.
Но мы опять, сплетая сказку с былью,
огонь свой зажигаем от свечи
и не считаем прошлые потери,
пусть каждый день – последний будет день.
Но как же не любить, не жить, не верить,
когда цветёт душистая сирень?!