– Подожди, шевалье, – Анастасия хмуро оттолкнула руку француза. – Я сейчас…
Она вернулась на монастырский двор, села на лавочку у Святых ворот, ища глазами окна игуменьи. «Неужели не выйдет ко мне, не скажет напутственного слова? Вон она… Идёт!» На глаза девушки навернулись слёзы.
Мать Леонидия быстрой и лёгкой походкой шла к ней по мощёной дорожке. Лицо игуменьи было печальным, чёрный креп клобука трепетал на плечах.
– Настасья, последний раз говорю, – игуменья положила руки на плечи племянницы, – останься. Девочка моя, не уезжай. Эти стены защитят тебя от навета и тюрьмы.
– И от жизни, – еле слышно прошептала Анастасия.
– Зачем ты приехала, мучительница? Зачем терзаешь мою душу?
– Благослови… – Анастасия опустилась на колени и прижалась губами к сухой, пахнущей ладаном руке. – Боюсь, страшно…
Н. Соротокина, Гардемарины, вперёд!
Взволнованной птицей припав на ступени крыльца,
Ты жадно трепещешь за пару минут до отъезда.
Побег в неизвестность, где ты не жена, не невеста,
Оттенком тревоги касается губ и лица.
Бежать из России – бесчестье, ошибка, судьба?
Ночь в замкнутой келье прошла, не оставив ответа.
В холодных и ясных глазах молодого рассвета
Беззвучным набатом сгорает глухая мольба.
Ты ждёшь снисхожденья – и с девственным пылом весны
Стремишься за светскую жизнь ухватиться покрепче.
Под страхом ареста ты ищешь тот путь, что полегче,
Цепляясь упрямо за рваные юные сны.
Но детство прошло, будто не было вовсе его,
И в эти мгновенья ты словно бы стала взрослее.
Бежать с нелюбимым – ступать по заросшей аллее,
Блуждать по тропинке, боясь не найти ничего.
Высокие белые стены и храмовый двор
Могли бы стать домом, сулящим покой и спасенье,
Но в их нерушимости видишь слепое забвенье –
Для девичьей сути безжалостный злой приговор.
Ты слишком слаба, чтоб отринуть и дерзкую страсть,
И вздохи влюблённых, и праздничный блеск маскарада –
Ту осень души, что пророчит узор листопада,
Вплетая в мир чувств яркой нитью влекущую власть.
Куда ты придёшь? За чертой, на чужбине, одна,
Без близких, друзей, в окружении глаз иноверцев,
Оставив смиренье молитвы за внутренней дверцей,
Изведав, как ночь без любви наяву холодна.
Что ждёт тебя там? Лоск Парижа, сомненья, позор?
Кипучая жизнь, безразличная к чаяньям русской?
Кем станешь в итоге: женой, содержанкой, игрушкой?
Какие цвета напитают твой женственный взор?
Вдали за спиною недвижно застыл дилижанс,
И кони готовы по окрику тронуться с места.
И ты замерла – не раба, не Христова невеста –
Упрямый характер, поверивший в призрачный шанс.
И, к ветхой ладони прижавшись до боли щекой,
Ты шепчешь о том, как страшит твоё сердце дорога,
Как жаждешь любви – всепрощающей милости Бога…
…Что в эту минуту к душе прикоснулся рукой.
(01 мая 2018 года)