Всё, что можно было сказать – сказано,
всё, что можно было дарить – куплено.
Мы с тобой до того разные,
что отдельные горшки и куклы нам
уготовлены до рождения;
только найдены в одной капусте.
От того ли у нас однотемье,
от того ли у нас одногрустье?
Всё, в чём можно было винить – выслушано.
Всё, что можно было лечить – запущено.
Как дождит под одной крышей нам,
где дырой на дыре – отдушины.
Мы уснём под Большой Медведицей,
а проснёмся опять под Овном,
и не свидеться нам, не встретиться,
как зверушкам на небе огромном.
Всё, что грело – растащили на камушки.
Всё, что билось и дышало – помянуто.
А потом растрещатся бабушки:
что же им, дуракам, не хватало-то?
Этот путь, до смешного маленький,
без тебя каторжански мучителен.
Будут судьями нам завалинки,
будут лавочки обличителями.
Всё, что можно было скопить – угрохали,
всё рождённое убили заранее,
чтоб потом телефонными охами
не выплакивать расстояния.
А моё привидение матовое
колесит за тобой вослед,
и на кухне твоей, завсегдатаем,
доедает холодный омлет,
и спасибит, и нет преград ему
даже в домике с буквой «Ж».
Потому что тобой горбатого
ничего не исправит уже