Я рано начал пописывать. Примерно с появлением половой тревоги. Наверное, все так начинают. Язык весьма неадекватное средство борьбы с тревогой, да и как инструмент отражения и представления действительности язык тоже – и неточен, и слишком автономен по отношению к этой самой действительности. Язык, как Солярис, создаёт свою действительность, грамматика которой не отражает, а подчиняет внешнюю и как бы объективную действительность, превращая её в субъективную и внутреннюю реальность.
Босх и Хармс правят миром.
Босх – это попытка увидеть мир как часть чего-то несоизмеримо большего, часть изначально дефектную, уродливую, по преимуществу – пугающую. Это один путь представления, отличного от простого фотографического копирования. Босх очень текстографичен. Его полотна тяготеют к тексту, к сюжету. По сути, это и есть тексты – колоризованные хронотопы.
Другой путь – Хармс. Это позитив Босха. Всё, что там пугало, здесь вызывает смех. Безумный мир смешит, для того чтобы смеяться, этот мир нужно преодолеть. Здесь ловушка. Безумие – та самая "мудрость мира сего", бесоумие. Бес не смеётся, он знает больше человека. Он верит и "трепещет". Смех – привилегия человека разумного, то есть безумного и понимающего это.
Выбор прост: или свет – или тьма. Сказавший, что истина где-то посередине, был наверняка бес лукавый. Не может быть "или – или", рефлексирующий Раскольников – ложь, так же как рефлексирующий Пьер. Автор в маске рассчитывает на такого же замаскированного читателя и потому не стесняется: сыплет как из мешка муку возле нищенской кровати, чтобы наутро опять увидеть в муке следы птичьих лап... бесы.
Литература – развлечение. Искать мудрость в книге так же приятно и бессмысленно, как постигать жизнь катаясь на карусели в Орехово-Зуево.
Лучшая книга – это обложка без названия, чистый переплёт и страниц сто, двести белого. За вечер прочёл – польза огромная. Это посильнее "Фауста" Гёте, уверяю вас.
Хармс – трагик, каких мало. Это в сущности прозревший Гамлет. Вернувшийся в ум. Вылез из могилы, где играл черепом в футбол, пересмотрел свой знаменитый монолог – бо-оже... какую же я ахинею нёс... надо, надо переписать. И переписал. Говорят: он показал неадекватность нашего представления о мире. Бросьте: представление самое адекватное, хуже не придумаешь, и ужас настоящий, а вот средство представления – язык – адекватным не назовёшь.
И тоже не зря. Будь язык адекватным – с ума сошёл бы говорящий в первые две минуты. А так, ничего: держимся, несём ахинею. Старухи вываливаются... Прячем себя под язык – как ребёнок под книжный шкаф.
30 апреля 2018 г.