Всё мартом кроется по льдам и холодам,
Стоят по остановкам пьяницы с щетиной.
Сижу, пишу, но должен быть вон там:
На трассе ждать богов с потрепанною псиной.
Вчера по скользким улочкам бетонным
Иду отца будить и вспомнить своё имя.
Пальто в крови, а рыло томом томным
Повсюду ищет умершее время.
А небо валит пеплом вместо снега,
Повсюду вой мигалок, бой колоколов.
В потертой папке старенькая книга,
Расписанная мастью злобных слов.
В одном бездомном возле перехода
Узнал себя по типу глаз стеклянных.
И жить он не желал, не ждал похода,
Но презирал старух на папертях и пьяных.
Толпа художников на стенке седовласой
Камин рисует с целью обогрева.
Всё мажут, давят краску массой,
А греются гитарой и припевом.
Как будто потерял я разум свой в дороге:
Средь снега белого растут собой цветы.
Очнулся только ночью на пороге,
Любимая ждала, а я не постучал. Увы.
Теперь-то постучал, но не открылась дверь.
Я знал: она повесилась на медном проводе,
А жизнь диктует волком, верь-не верь,
Поток священных истин в исковом подходе.
Ушел с слезами правды на глазах.
Нашел отца и вспомнил своё имя,
Но вместо пепла, снега валит прах,
Бутылку водки бы и взор своей любимой.
Всё мартом кроется по льдам и холодам,
Стоят по остановкам пьяницы с щетиной.
Сижу, пишу, но должен быть вон там:
На трассе ждать богов с потрепанною псиной.