Стыдно сказать, что "Лис в винограднике" Фейхтвангера я до сих пор обходила своим вниманием... Но хорошо помню, когда у нас появились эти лисы. Тогда я была слишком мала, чтобы читать такие толстые книги. Брат привозил их из столицы вместе с нотами какого-нибудь Поля Робсона и Ива Монтана. Их я ещё осваивала одним пальчиком: " О, как хочу, чтобы помнила ты, что есть у самого моря тропа, где неожиданно наши следы слились в ту ночь, как с судьбой судьба..." Те "осенние листья" Ива Монтана до сих пор застряли в памяти... А "Лисы"? Что мне тогда были эти лисы из названия? И то, куда они залезли? Потом эта книга исчезла. Наверное , в очередной приезд к маме из Минска, где мой брат обосновался окончательно и, увы, бесповоротно, он увёз её с собой... Без какого-то впоследствии сожаления с моей стороны. Но через много лет у меня вдруг возник к этим лисам интерес личного плана. По уж очень таинственным намёкам в одной открытой переписке... А тут эта книга сама пришла мне в руки на полке читательского обмена в библиотеке. Скажу вам, это оказалось очень интересным чтением. Хотя на него у меня, как обычно, времени маловато. Читаю ещё... А реальных лис я, к слову, ещё не встретила. И виноградников... Какая-то метафора, видимо...)
Сегодня... с удовольствием прочла вот что... Я ведь, скорее "худо-бедно", занимаюсь переводами, но уже о чём-то задумалась и даже вступала в споры с настоящими переводчиками, которые считали, к примеру, это занятие малоуспешным и в любом случае отличающимся от первоисточника. Итак, что об этом думают герои Фейхтвангера:
"В тот же день, позднее, к удовольствию Франклина, его навестил доктор Дюбур. За последние месяцы Франклин очень привязался к этому почтенному, словоохотливому, образованному, любезному, педантичному человеку. По просьбе Франклина Дюбур помогал ему отшлифовывать письма и заметки на французском языке; он являлся всегда с сотнями больших и маленьких, иногда довольно любопытных сплетен и новостей и оказывал Франклину множество разнообразных услуг. Кроме того, Франклин был признателен Дюбуру за то, что благодаря ему поселился в "саду", в Пасси. Спокойного, уравновешенного американца забавляла горячность его французского друга, который в пылу спора часто говорил лишнее и искренне удивлялся, если такая несдержанность обижала собеседника.
Доктор Дюбур с гордостью сообщил, что через две недели издатель Руо начнет продавать четвертое издание франклиновского "Bonhomme Richard". У него, Дюбура, на днях была долгая дискуссия но поводу его перевода с бароном Гриммом из "Энциклопедии" - долгая и, надо сказать, весьма бурная. Новоиспеченному барону не нравится, что переводчик злоупотребляет оборотом "говорит бедный Ричард". Между тем этот оборот встречается на протяжении восемнадцати страниц всего только восемьдесят четыре раза. Он, Дюбур, дал понять критикану, что не дело переводчика исправлять автора. Такие значительные произведения, как франклиновское, нужно переводить со смирением, благоговением и точностью, а эти качества, по-видимому, совершенно чужды господину барону.
Франклин задумался. По зрелом размышлении, сказал он затем, он вынужден признать, что барон Гримм прав. По-видимому, часто повторяющийся оборот "говорит бедный Ричард" и в самом деле звучит по-французски тяжелее, чем по-английски, так как французскому языку свойственны особая живость и блеск.
Доктор Дюбур недоумевающе посмотрел на своего Друга.
- Неужели вы меня предадите? - возмутился он. - Неужели вы согласитесь с этим выскочкой?
- Может быть, - предложил Франклин, - в виде опыта стоит кое-где выбросить этот оборот.
Дюбур расплылся в лукавой улыбке.
- Значит, я заручился вашим согласием, дорогой друг, - обрадовался он. - Чтобы избежать нападок барона Гримма в печати, я в новом издании вычеркнул этот оборот в двадцати шести местах, так что он встречается теперь только пятьдесят восемь раз. Я не из тех упрямцев, которые не отступаются от предвзятого мнения. Готовя перевод к новому изданию, я вообще его переработал и, как мне кажется, улучшил.
Взяв рукопись, он прочитал Франклину свои исправления. Тот нашел, что разница незначительна, вернее, он ее попросту не уловил. Однако Дюбур, сопя и сморкаясь, силился объяснить ему, что от отделки его произведение выиграло, и, в угоду другу, Франклин в конце концов с ним согласился.
Затем Франклин долго размышлял вслух о трудностях и опасностях, подчас подстерегающих страстных переводчиков. Он рассказал о том, сколько пота и крови стоил великолепный английский перевод Библии. Он рассказал о переводчике Вильяме Тиндале, который передал множество мест, например, двадцать третий псалом, прекрасным народным языком, но все-таки был сожжен за то, что ради логики и здравого смысла отступал от не всегда логичного подлинника.
- Да, - закончил он задумчиво, - переводчикам иногда приходится рисковать."