6
В Союз в сороковом вернулся,
А через год – ещё роман,
Как Гитлер и не поперхнулся,
И стал в Европе, как гурман.
Съедал он всех своих соседей,
Париж сумел без боя взять,
Уже и даже мыслью бредил,
В придачу Англию объять.
Он съел, почти что, всю Европу,
И разгорелся аппетит,
Уже давно он встал на тро;пу,
Союз Советский проглотить.
Роман «Падение Парижа»,
Привёл в нём массу тех причин,
Обосновал разгром престижа,
Зачем их фюрер взял почин.
Роман оценен руководством
И даже очень высоко,
В нём осветил всё очень остро,
И это было нелегко.
Наградой – Сталинская премия,
Да первой степени она,
Совпало это всё по времени, (1942)
Когда во всю, велась война.
Он стал уже корреспондентом
Газеты «Красная звезда»,
И для других газет – моментом,
А Совинформбюро – всегда.
На радио звучал и голос,
И продолжал писать стихи,
Освоил новую он «волость»,
В ней для других писал статьи.
В них зарубежный наш читатель
Мог поддержать нашу страну,
И был бы другом, как спасатель,
В такую страшную войну.
Известность для всего народа
Пришла от всех его статей,
Антифашистского их рода,
Суливших немцам семь смертей.
Статьи печатались в газетах,
А их значительная часть
В его трёхтомнике воспета –
«Война» -- так назван, точно в масть.
Насколько стали популярны
Его стихи, эссе, статьи,
Ему все были благодарны
За острый смысл любой строки.
Они вселяли убежденье,
Что немца надо побеждать
И поднимали настроенье,
С родной земли врага изгнать.
О ценности статей в газете
Сам Симонов так описал,
И все его похвалы эти,
На щит их, словно все поднял.
В отряде мстителей народных
Был издан вот такой приказ:
«Газет тех, на раскурку годных,
Употреблять на много раз;
Но, Эренбурга – с исключеньем,
Они поддерживают дух,
Ожесточения и мщения,
Разбить нам немца в прах и пух.
Что может быть ещё ценнее
Такой душевной похвалы,
А сам писатель – и виднее
Для всех людей со стороны.
«Крещатицкий» он «парижанин»,
Назвал так Евтушенко стих,
Который, может быть, и встанет,
Как памятник, и не на миг.
«Не люблю в Эренбурга бросать я камней,
Хоть меня вы камнями побейте.
Он всех маршалов наших настолько умней,
Нас привёл в сорок пятом к победе.
Танк назвали «Илья Эренбург»,
На броне эти буквы блистали;
Танк форсировал Днепр иль Буг,
А в бинокль следил за ним Сталин.
Не пускали газету, её всю прочтя,
Эренбурга на самокрутки,
И чернейшая зависть грозы и вождя,
Чуть подымливала из трубки».
Конечно, всё гиперболично,
Но дух бойцов сумел поднять,
И Симонову, и Илье привычно
Всю эту тему понимать.
Совместный агитационный,
«Убей» -- его так назван стих, (Симонов)
В Союзе, как призыв народный,
В среду народа и проник.
«Убей», конечно, немца только,
Так лозунг в армии возник,
Совсем не стало это горько,
В душе народа – как родник.
«Убей» -- статья и Эренбурга
За сим стихом явилась вслед,
И сила духа, как порука,
Была гарантией побед.
Вся пропаганда разрасталась:
С «Убей» листовки шли во след;
В газетах рубрики рождались:
«Убил ты сколько от всех бед».
Отчёты, письма шли из фронта
Путём, на рубрики газет,
Пополнил ли «запасы-фонда»,
Скольких отправил на тот свет.
И то, что Гитлер, даже лично
Велел поймать, убить Илью,
Как подтверждением отличным
Врагом его считал в бою.
Однако лозунг «на убийство»
Сыграл и против нас всю роль,
Назвав его лишь русским свинством,
И нам несёт большую боль.
Их пропаганда ухватилась
За тезис «Всё равно же – смерть».
И это сразу отразилось
На степень жёсткости и впредь.
Как силу их сопротивленья,
Уже на собственной земле,
От русского проникновенья,
От жизни будущей во мгле.
Когда война, объяв Европу,
Переместилась в стан врага,
Нашли мы в пропаганде тро;пу,
Смягчить наш имидж в ней пока.
«Освобождение народов»
Пришло на смену всех «Убей»,
Его статьи такого рода
Теперь считались и вредней.
Вся публикация тех резких
Его и жёстких всех статей,
В том не нашла мотивов веских,
В войне победных наших дней.
Тогда же «Правда» утверждает,
Как циркуляр ЦэКа – статья:
«Наш Эренбург всё упрощает»,
Печатать боле их нельзя.