Прошлый век – инвалид,
двадцать первый – калека,
тусклым светом залит
вид убойного века.
И живучий теперь
апокалипсис станет
заколачивать дверь
над звездой и крестами.
Закопает любовь
и к стране, и к любимой,
может статься – любой
запоет о рябине.
Но не петь, а кричать
нам придется все время,
чтобы сбросить с плеча
и оковы, и бремя.
Приподнявшись, стоять
монументом над теми,
кто намерен опять,
бить идущего в темя.
Не позволить ломать,
что уже не исправить,
где несметная рать
может вытоптать травы.
Может рваться сюда,
чтоб бесследно погибли
в наших реках вода,
наших предков могилы.