Дмитрий Шарко
Как косарь смерть обманул
рассказ
Когда Коля был маленький он любил помогать бабушке красить пасхальные яйца. Бабушка заряжала огарками свечей специальный жестяной конус похожий на толстый карандаш, только с деревянной ручкой сбоку, нагревала его над огнём другой свечи и пока воск не остыл наносила узор на свежее яичко.
Жестяное писало соорудил Дед, когда еще не вышел на пенсию. На пенсии он подрабатывал тем, что обкашивал городской сквер. Косил ловко, сказывалась крестьянская косточка. Деду, это нравилось, а Бабушке нравилось варить повидло и томатную заправку для борщей. Особенно ей нравилось печь на Пасху паски. На юге не говорят «куличи», а говорят паски, пасочки. И конечно Бабушка любила белить по весне хату и разрисовывать яйца, потому, что это было празднично.
Каждый её узор имел своё название: «паук», «бояры», «качур» и другие, странно звучащие и непонятные городскому мальчику слова. Потом Бабушка опускала яйца в воду с луковой шелухой. Яйца получались приятного коричневого цвета с белыми рисунками. Бабушка называла их - «писанки».
- Зачем их разрисовывать? - спрашивал Коля.
- Так люди делают - отвечала Бабушка.
Расписывать яйца было не только интересно, но было там, что то ещё – какая то тайна тянувшаяся с тех времён, когда люди не умели писать и читать и сохраняли важные смыслы в виде орнаментов и рисунков.
Так и сохранился древний обычай писанки с узорами, которые хранили представления наших предков о том как устроен, «этот» и «тот» свет.
Однажды Коля уже учась в Гуманитарном разглядывал такую писанку, только деревянную в сувенирном магазине и его пронзила мысль о том, что он держит в руках не просто знак, а рисунок танца, точнее схему магического движения. Ведь судя по картинкам в умных книгах человек в биоэнергетическом отношении представляет собою нечто похожее на яйцо, а его мысли, чувства и поступки есть ни что иное как орнамент. Жизнь и есть орнамент, писанка, которую человек пишет воском чувств, дум и поступков по своей судьбе. И в итоге суть жизни любого человека можно выразить простым символическим узором.
И стал Коля собирать и «танцевать» узоры. Стоило ему всмотреться в линии и цвета, закрыть глаза и впустить их в себя и тут же какая то едва уловимая сила начинала вести тело, закручивать его в танце, выписывать им. Коля танцевал и даже без музыки, музыка скорее мешала. В теле рождался собственный звук и Коля сам превращался одновременно и в узор, и в его творца наполняющего всю эту магию смыслом.
За каждым из узоров он находил свою притчу, своё предание. И наоборот, он мог выписать в танце другого человека, явление или объект. Это занятие наполняло, делало ум ясным, дух гуще, тело гибче и бодрее, а жизнь более плавной и настоящей.
Так Коля открыл тайны бабушкиных узоров. Один из них называется «Косарь». Человечек с косой в одной руке держащий её лезвием вверх как знамя. У него есть пояс с тремя точками. Косарь редкий узор, но он оказался самым главным символом в истории Колиной семьи.
Тема косьбы вообще одна из ключевых в крестьянской вселенной.
Так, как трава покрытая капельками воды, косится легче и сохнет быстрее, а железо об нее тупится медленнее, крестьяне выходили на косьбу перед рассветом, что бы успеть срезать траву до испарения росы.
Время выхода в поле крестьяне определяли по звёздам. За косьбу у них отвечало созвездие Орион.
Косарем созвездие Орион звали все славяне. Другие созвездия они звали по разному, но Косарь для всех славян, был именно косарем и не кем иным.
С июля по ноябрь ранним утром Косарь – Орион ходит по небу Северного полушария. К концу ночи, держа в руках большую светящуюся косу, которую грубые латиняни считали дубиной. Широкоплечий красавец спускается к горизонту, и его широкий пояс-кушак из трех звезд, становится виден в низких окнах крестьянских домов. Это, значит - пора подниматься, идти на луг, поить острое железо утренней росой.
И так из столетия в столетие.
В то время, когда в крестьянских избах и хатах не было обычных часов, люди знали часы небесные. Они жили тогда не внутри, а снаружи времени.
Коля помнил, что дед с бабкой хранили в пахнущем нафталином сундуке потёртый пояс прадеда Максима с тремя бляхами – тремя звёздами. Но потом, когда стариков не стало пояс пропал как и сам сундук и много чего еще. Отец делал ремонт и всё куда то дел. Даже большой ламповый приёмник с названиями городов на светящейся стеклянной панели: Москва, Минск, Киев, Варшава, Прага… Древний приёмник, который маленький Коля слушал с Дедом по вечерам, в тёплом и загадочном свете. Однажды придя в дом Коля ничего этого не обнаружил.
- Приёмник где?
- Да он уже не работал и место много занимал – немного виновато ответил Отец.
От стариков остались только фотографии в рамках на стене, уже не белённой, а обклеенной обоями. Время слизало казавшееся в детстве вечным. Осталась только память прошлого разлитая в пространстве, где это прошлое дышало.
Дыхание прошлого и даже его канву и рисунок может уловить тонко настроенный на нужную волну времени человек похожий на приёмник. Такие люди редки, но они есть Некоторые из них могут ловить не только узоры прошлого, но и будущего. Они не внутри, а снаружи времени.
История с прадедом у которого был пояс с тремя бляхами случилась как раз снаружи времени, за несколько месяцев до большой войны. Зима уже издохла, а весна еще не народилась. Днями снег уже пускал свои соки по сельским дорогам, а по ночам они еще леденели. В один из таких дней старый Максим проснулся от дурного сна с каплями пота на лбу. Ему приснилась смерть у которой как известно тоже есть коса.
В то утро Максим снял с потолочных перекладин свою источенную косу, разбудил ее точильным бруском и привязал к до блеска отполированному ладонями древку вынутый из сундука черный платок. В том платке жонка старика Мария ходила на похороны и поминки, которые тогда случались в селе реже свадеб и крестин.
В густой рассветной синеве Максим вышел на заснеженный в черных проплешинах косогор, перекрестился на восток и начал косить не существующую траву.
Он махал косой, как будто косил.
Ступни по голень проваливались сквозь снежную корку, западный ветер трепал похожий на махновский флаг платок, солнце, отражаясь красным на стальном жале пляшущего лезвия медленно влазило на степной небосклон.
Хлесткими движениями, человека родившегося с косою в руках старик прошел по хрусткому снегу весь косогор крест на крест. Но никто того не видел, кроме деревенских псов из дали дивившихся на такое странное дело.
Вернувшись на свой двор, Максим вынес из хаты ведро с водой и вылил ее за воротами на дорогу. Вода в доме, где побывала смерть, считалась в селе испорченной.
А через четыре месяца началась война.
Война люто прошлась по стране, выкашивая людей как траву миллионами. Прокатилась гиблой волною она и по южнорусским селам, сначала мобилизацией, потом оккупацией, потом линией фронта, а в конце еще и голодом. Но семья Максима, выжила, единственный сын вернулся домой хоть и раненый, но живой.
Уже после победы, не за долго перед своей кончиной старик рассказал жене ухаживавшей за ним невестке о своём сне и том странном покосе. Он объяснял его так:
Траву косят, когда приходит время. Жизнь, как и трава, имеет свое место и свою длину, у смерти же ни места, ни длины нет. Она как взмах косы. По этому, с ней можно встретиться в любое время. Смерть идет впереди человека спиною вперед, так, что бы видеть живого и когда человек подходит слишком близко, она делает свой взмах.
Одни люди живут торопясь, обгоняя небесные часы – они догоняют смерть раньше времени и умирают внезапно полные сил, как сочная трава.
Иные живут медленно, отстают от смерти, заживаются, дряхлеют, гниют как прошлогоднее сено, давно потеряв желание жить, а смерть все не берет и не берет.
Бывает смерть сама идет на встречу человеку. Если душа у такого человека светлая, если он понимает, небесные часы, он может почуять приближение смерти и тогда он должен уступить ей дорогу.
Смерть безжалостна, но глупа и неповоротлива, она так увлечена своей работой, что может видеть только то, что находится только прямо перед ней. И если сделаешь шаг в сторону или встанешь рядом, смерть не увидит тебя, ее коса просвистит в пустоте, она пройдет мимо.
Раз смерть не может остановиться и не махать своею косой, пусть она косит ту траву, которой уже нет и пьет ту росу, которая еще не выпала. А косарь поможет. Косарь помогает всегда.
Так это или не так, сон это был чей то или явь подтвердить уже никто не может. Отец тоже умер, не задолго до смерти от инсульта он как бы компенсируя потерю того самого намыленного дедовского приёмника подарил Коле вэфовский величиной с кирпич. Но Коля его кому то подарил - не смог простить Отца.