«Самое удивительное в будущем — это мысль о том, что наше время будут называть старыми добрыми временами»
Джон Стейнбек
"– Как это странно – он умер, а мы живем… Только я подозреваю, что каждый раз, когда мы ложимся спать, мы точно так же умираем. И солнце уходит навсегда, и заканчивается вся история. А потом небытие надоедает само себе, и мы просыпаемся. И мир возникает снова" Гиреев, «Generation П»
… есть у меня пластинка Джузеппе Верди, а на обложке кармашек и подпись «Мише». Там фотоснимок в полупустом конверте: двое подростков в обнимку сидят на крыше. Я узнаю в той девочке медный локон и ни на что не похожий прищур лукавый. Солнце блестит в слепящей улыбке окон, словно кривляется с тучными облаками. Помню, тогда в задумчивости промолвил: «Если и нам с ними плыть суждено когда-то, то силуэты самых высоких кровель станут для нас маяками к счастливым датам...»
датам
да там
та дам
та-да-там —
одревенелость сна пилил
будильник,
подушка школьником нашкодившим
отправилась в угол.
Я всё же вышел (дверь запер ли?).
Скорей прячу губы —
воздух морозным скальпелем
кромсает их — хуже
целуются только бывшие.
Улица —
лязг, визг, рык,
спазм лиц, крик —
террариум.
Может, вправду (мало ли?)
скотный двор
в чьей-то незримой фабуле —
городские джунгли
неподходящих широт, но я,
к сожалению,
так и не смог стать Маугли
потому, что сам
веду себя, как животное.
Надо успеть
хоть чашечкой расплатиться с гулом
в ушах
(не заказывал музыку!) —
времени нет, увы,
размышлять, зачем
вместо бесцветности снулой
привиделась
часть меня, которую обманули
(которая так и лопнула —
шариком надувным).
Не люблю растворимый.
Ресницы, как паутина.
Ещё треть суток
мешать чужакам
с гренадином
текилу.
Я думаю,
вращая кофейной ложкой,
что секс без любви,
как кофе без кофеина —
вроде бы вставил,
но знаешь,
что всё понарошку.
И не хочется
в пятницу на корпоратив —
в воскресенье придётся
(«вебка сломалась!»)
обманом
с б;льшим трудом скрывать,
во что себя превратил,
что устал,
что отныне и впредь — один,
что забыл,
как пахнут твои ладони, мама…
…
«До завтра!»
Очнусь,
взяв дневник,
побеседовав с ним о
том, что не произошло.
Как необъяснимо —
что-то судорожно искать,
обшарить шкафы, балкон,
чтобы достать из памяти
выцветший фотоснимок,
где не дымится небо
облачным потолком.
Смешно.
Если и мне
суждено плавать в склепе из
воздуха —
кровли
станут аналогом пепельниц…
Растает в тумане
неизбежность войны слепой
с линией времени,
что волнами вспенилась,
пресловутой кривой
и ломаными эпох.
…
Ему снился прадед.
Что-то шептал про Господа.
С каждым шагом по тучам
тяжелела поступь, да
старик сжал ладонь:
«Счастье, что всё ещё дышишь,
потому что та,
за кем ты пришёл сюда
девятью
этажами
выше»