На смерть книги

Стихотворный Орск
ЭЛЕГИЯ
 
Друг-латинист, помоги разобраться с квадригой:
есть что-то общее между весами и книгой?
Между homo и gomo, взятыми в ник либераста?
Или свобода — ставь на четыре, и баста?
 
То, что вчера представлялось тонно-весомым, безмерным,
нынче повисло, качая скрипучим безменом.
Liber на libra был взвешен и найден был легким
и уподоблен если не палкам, так елкам.
 
Деноминатор — костер: распаляйте синие ночи и очи,
штурмовики, пионеры, дети крестьян и рабочих!
Юлиус Штрейхер приветствует Томаса Манна,
взяв на закрутку страничку из мегаромана,
как бы мужик на однажды пылавшей усадьбе,
где Менделеев с Бекетовым древле гуляли на свадьбе.
 
Нынче костры, обошедшись без пламя и дыма,
мимо обоих Дюма, как отца, так и сына,
мимо свободы, равенства, братства (где Аркадий в реале,
там Борис в виртуале, а может, и дале) —
эти костры погасли — книжный шкаф отправили в Киев,
так и остался с киём вдвоем Гаев,
так что нечего жечь, не гражданская, чай, войнишка,
и не печка-буржуйка, и не изымают излишка.
Что ж до каминов — то нынче газовые,
как в той польской деревне, недалеко от Евразии.
 
Книги не в руки — из рук: киндлы, смартфоны, айпэды, айподы,
преподносящие всё, даже прогноз погоды.
Тексты отныне текстинг, а то и твитинг,
единоверцев сзывающие на митинг,
а не читать в гостиной, вслух, вместе с женою Лота
или с его же дочками (пущая, блин, забота),
а речевки рычать с горки коло болота.
 
И вообще нынче кино, то есть картинка,
где отхлебнет, а где пососет брюнетка или блондинка.
И вообще травы-травинки сбриты,
и перешли на бинарный язык уолл-стриты.
И не гроссбухи, а те же экраны, на коих
не всё ли равно — биржевой бюллетень или октоих?
 
Друг-латинист, ежели хочешь листа и тиража —
убегай в леса, пока не схватила стража, —
брянские, брынские, какие еще не порублены,
грамоту леса читать, не загогулины гуглины.
 
Тут рассмеялся едко некто постарше чином:
«Ишь ты, в лесу надумал расположиться с чтивом!
Ишь ты, зеленый Моцарт: мол, бегло с листа играю.
Если залез в чащу, думаешь, хата с краю?
Сами ж леса срубили, перевели на либры,
И проредились зубры, и обмелели тибры.
Древних зовешь на помощь? Да будь ты хоть сам Теренций —
в этих лесах остался лопух на раз подтереться».
 
Лес ты мой лес, чистый мой лист — не черновик, не брульоны, —
ты не на книги пойдешь, а скорей на бульоны,
на отбивные свиные — отнюдь не ботвиньи,
и не гаспачо. Только теперь свиньи
корни не роют: сами распахиваем под свинарник
чащи, и рощи, и березняк, и кустарник,
как повелел демограф, было б что хавать вкупе
магометанам в Париже и коммунистам на Кубе,
и африканцам в квадрате, и азиатам в кубе.
 
Жрут миллиарды homо’в и, удоволив брюхо,
зырят в гугле порнуху, рэпом ласкают ухо.
 *
Опубликовано в журнале: Звезда 2018, 4
БОРИС ПАРАМОНОВ
Стихи