Феодосия 1919 - вход в AIDs
часть III - Татьянин день
- Если с ней что-нибудь случится - ты мне ответишь! - раз уж не полюбить, то нуждаться всенепременно, до потери, если можно так сказать, стимула к жизни.
Теперь, оставив сынишку на попечение маман, под предлогом обеспечения семьи жизненно-необходимым, что отчасти было правдой, Майя Кудашева перебралась в возрождающийся, казалось, к прежней жизни портовый черноморский городок. Здесь ей знакомые подыскали комнатку, очень удачно расположенную: с отдельным входом и хозяйкой - старушкой-затворницей, которая ничуть не досаждала квартирантке, какими бы то ни было претензиями и вопросами.
Феодосия, с приходом добровольческой армии на юг России, образовывалась как довольно приемлемое пристанище в разбушевавшейся во вселенной стихии. Белые армии, связанные с молодой женщиной узами супружеского и отеческого долга, исполняемого её мужем на просторах отчизны, держали Майю в центре мужского внимания офицерского корпуса: может и их женам, матерям и сестрам будет суждено оказаться сбереженными чьей-то заботой и честью.
Честь между тем понималась по-разному. И всё больше смахивала на русскую рулетку. Тем более, что место, которое выпало в Маин послужной список оказалось феодосийским пунктом отдела пропаганды деникинской армии, разместившемся в шестом номере гостиницы Астория, куда согласно местным декретам и призывам стекались все сведения о событиях на Крымском полуострове, на юге, в Сибири, в Совдепии, Москве и Петрограде. Еще казалось возможным поверить в эти листовки, кричащие о водворении в стране правового порядка, восстановлении могущественной, единой и неделимой России, созыве вновь избранного Народного Собрания, путем установления на первых порах областной автономии и местного самоуправления. Деникин был именем, которое вселяло гарантии, веру и способность к обретению утраченной родины.
Сегодня Кудашева, как губка, пропитанная эфиром революционного пробуждения, исполняла свои обычные обязанности: торопливой рукой записывала тезисы очередного оратора. Невысокого роста господин в слегка поношенной тройке мало сочетался с громогласностью личного ораторского таланта. Майя вникала не в смысл, а в стиль. Диктующий в этот момент свое видение исторического ракурса, как волю каких-то только ему одному ведомых высших сил, пропагандист почти не прерывался на отвлекающие диалоги в соседней с ними комнате, где своим чередом в рабочем порядке прорабатывались на какие-то организационные моменты в процессе подготовки лекций и митингов , которые ежедневно проводились отделом пропаганды "Освагъ" на Итальянской улице со сцены Художественного театра.
- Заблуждение большевизма и причина его успеха в России, состоят в том, что большевики узурпировали массовые собрания и забили своими речами любые небольшевистские выступления и митинги, - будущий докладчик, казалось, брал низкий старт, на этой марафонной дистанции: где он и где его естественный оппонент, но это двутысячеверстное пространство, по всей видимости, мерещилось небольшого роста интеллигентному политическому противнику какого-то Ленина малосущественным в мире влияния идей, просто - рукой подать.
- Господин Перозио, Мари, - где-то в глубинах коридоров послышался голос, обращавшийся к Мае и лектору, тем самым прервав патетику речи бойца идеологического фронта, отчего лицо излагавшего очередную, на взгляд Майи вымученно-длинную путанную тираду, приняло искаженно-болезненное выражение. Однако, торопившаяся покончить с обязанностями секретарши у очередного властителя дум народа, Мари этого не заметила: карандаш мелькал в её пальчиках всё так же споро, в то время как мысли, раздвоенные на здесь и там, уже спешили поскорее покинуть душные комнаты и заумные речи. Воздух. Море и чайки. Этого хотелось больше всего.
- Господа, - повторилось из коридора, громче, - не забудьте забрать талоны на вино.
- Печальная ошибка, - то ли в продолжение прежнего монолога, то ли обращаясь к меркантильности мира, продолжил седоватый господин у распахнутой одной своей половинкой балконной двери.
Майя, остановилась и внимательно взглянула на силуэт докладчика у окна. Комната казалась только более сумеречной в сравнении с яркими красками улицы. Мысли собирались воедино: вино, печальная ошибка и маячивший на горизонте одинокий вечер. Может быть сразу с работы завернуть к служителям Мельпомены, пусть и слегка поднадоевшим со своими кровавыми воскресениями и серыми вторниками и субботами? Отчего выбор столь узок? На внутреннюю безысходность почему-то отозвалось усталостью затекшее от долгой несменности позы плечо.
Нет. Пожалуй, офицерское общество будет предпочтительнее, определилась Майя, тем более, что военно-морские операции союзников под Керчью держали в городе немногочисленные силы французских моряков, явно симпатизировавших молоденькой соотечественнице, которая тем самым автоматически выдвигалась на роль ценного сотрудника феодосийский отдела пропаганды, что льстило Майе, повышая весомость в собственных глазах.
- Мари, вы несколько повисли в облаках, - трибун-философ раздраженно вернул девушку к реальности: на кого приходится тратить драгоценное время.
А ведь промедление смерти подобно, вспомнились слова красноперого, которого завтрашний оратор, слышал пару месяцев назад в Одессе. Как ему внимали эти пролетарки в алых косынках, - нам бы таких! Так нет же: духи, чулки, талоны на вино - печальная ошибка!
А ошибка уже стояла на Екатерининском проспекте, облокотившись о каменный парапет, и вдыхала свежесть надвигающейся ночи. Чуть приметные барашки шуршали по крупной прибрежной гальке, где-то громыхало то ли грозовым фронтом, то ли артиллерийской канонадой, отчего крики чаек и побито ютящаяся у стенки собака казались нехорошими предвестниками надвигающейся непогоды. Мари сколько постояв, двинулась к офицерской кофейне.
(продолжение следует)