Ты жила, как я помню, деревьев выше,
Потолком было небо твоей мансарды.
Оттого-то ты к птицам, казалось, ближе,
Чем ко мне когда-нибудь быть могла бы.
Глубиною глаза с небольшое море.
Пропадали в них люди, посуда, книги,
Натюрморты в цветах обретали волю,
Выходя из-под кисти твоей живыми.
Разливались каналы, неслись кометы,
Уходила от матери Персефона,
А в тебе никогда не кончалось лето -
Верный признак беды, если сбыться шторму.
Ты в начале времен мне звонила первой
И молчала впервые. Бывало настеж
Открывала ты память, откуда следом
Выставляла мои чемоданы наспех
И грустила подолгу. Немножко злилась,
В непогоды свою привносила лепту.
На любимом затылке, нещадно синей
Вереницей обид развивалась лента
И тянулась как порча, как страх приметы,
Из ладони в ладонь, как дурная весть.
Ведь если песня двоими бывает спета,
Одному ее больше уже не спеть.
Ты не помнишь отныне ее куплетов,
И не любишь стихов моих. Но милка, милая,
Не пускай мое имя с попутным ветром.
В забвения море оставь мне имя.