О сраженьях и подвигах наших поведают книги.
Всюду реют штандарты, войска запрудили долину.
Перед нами враги. Ощетинились копья и пики.
И мечи, и секиры погибель сулят гибеллинам.
Словно бурный поток, скован каменными берегами,
Хлынет воинство наше, являя отвагу и удаль.
Запылают дворцы, и становится пеплом пергамент.
И резные ларцы, и шкафы превращаются в уголь.
Запах пролитой крови бойцов опьяняет как опий.
И доспехи трещат под ударами палиц тяжелых.
Смертоносны как жала гадюк наконечники копий.
И на землю падет голова точно с дерева желудь.
Псы Господни бывают страшнее неверных султанов.
И надменны, и алчны, и паству считают скотиной.
Видишь: заполонили Империю люди в сутанах.
Жаждут новых поборов, им мало одной десятины.
Может статься, Империя рухнет персидским колоссом,
И потомки сочтут злодеяньями наши деянья.
Значит, снова понуро ползти на коленях в Каноссу
И понтифику поцеловать край его одеянья.
Горный ветер полощет и треплет полотнища флагов,
Исказив очертанья медведей, пантер и драконов.
Только станет ли наша победа Отечеству благом,
Когда кончится бой у подножья лесистого склона?
Нынче рыцари вместе. А время придет – и свирепо
В битвах-междоусобьях начнут истребленье друг друга.
Только Церковь Империю нашу скрепила как скрепа,
Только папская власть нас связала веревкою грубой.
Но отбросьте сомненья! За нами великие горы,
Где лежат на вершинах снега белоснежной периной.
Ночь неслышно подкралась лазутчиком вражьим иль вором.
Завтра утром начнется последний поход гибеллинов.
Как тревожно и тягостно ждать нам грядущего боя.
И уже составляют архангелы скорбные списки.
… А у римских дворцов куртизанки торгуют собою,
И за денежки должность и сан покупает епископ.
Дай-то Бог – и победные стяги украсят флагштоки.
Будет небо безоблачным, солнечным и голубиным.
И распустятся розы нежней, чем заря на востоке.
Над имперской короной сияет звезда гибеллинов.