1
Наш разговор остыл, как пепел,
осыпался с последней сигареты
прямо на скатерть… и она в ответе –
теперь за содержание. Секреты
достались ей – как будто – на храненье…
или на память – после нашей встречи,
переместившись в область сожаленья –
в ту часть, откуда дует новый ветер,
сбивая фразы с веток разговора,
скукоживая мусор на буфете,
сметая пыль с банального повтора,
что мы за всё! – за всё, за всё – в ответе…
но разговор кончается – не сразу –
не с первыми лучами, не с рассветом…
не с запахом – уже – из кухни – газа…
и не с погасшей – рано – сигаретой.
2
Ты выкинул из дома словари
ненужных больше языков и книги,
в которых кто-то что-то говорит
про бархатные ручки и интриги…
про невозможный в наше время быт,
про то, что женщины казались осторожней…
на первый взгляд! – а бабочка – летит…
и кажется, что всё не так уж сложно,
как было вечером… Бумага – не горит…
не плавится, по крайней мере – ночью…
печатный шрифт о многом говорит,
но нем покуда, ибо не пророчит –
о сбывшемся – уже… В который раз
беседа продолжается по кругу…
и всё – уже – не смысл, а пересказ,
в котором всё прощается друг другу.
3
Ты вынес за скобки – утром – ночной разговор…
сделав его пережитком… пустой деталью
происходящего… произошедшего, то есть… немой простор –
всё доказательство… припудренное печалью,
где ты – просто житель прибрежных – ещё – степей,
ибо вода уходит и скоро осень
с ворохом листьев… мыслей. Толпа детей
перемещается в школу… и выпить просят –
не приходящие – жители здешних мест,
так как предел общения ограничен –
то предлагают трубы и с крыши жесть –
за опохмел – товарообмен – привычен,
как разговор на кухне под спитый чай…
под недовольство пьяных уже соседей –
только с вопросом – Кто ты? – так невзначай…
так, мимоходом… не помня про день недели
и, даже, про день рождения Ильича! –
точно слова заканчиваются – бутылкой…
но на вопрос приходится отвечать,
чтобы потом не болело уже в затылке.
4
Ещё, наверное, немного поживу
в своей, до жёлтого, прокуренной квартире…
составлю календарь – когда умру –
когда-нибудь – потом, заснув в сортире
за чтением газеты – новый взгляд
на старый дом в процессе разговора…
с самим собой, о чём не говорят
в приличном обществе, тем более – так скоро –
пока не перепутал с верхом низ,
пока слова – ещё – как продолженье
ночной беседы… только не сердись…
ведь – ты и сам не склонен к откровеньям
по поводу сбежавшей – вдруг – жены! –
ты был ей верен, а она устала
быть прачкой… и стирать твои штаны,
и поднимать тебя до пьедестала
твоих желаний… Длинный разговор –
в финале – кофе, чай, стаканчик граппы…
и, как сказал бы классик – мутный двор…
и человек, плетущийся по трапу.
5
В плафон стучится жалкий мотылёк,
поскольку к лампочке ему не подобраться…
он от вольфрама – так! – ещё далёк,
что хочется над этим посмеяться
ну, улыбнуться – точно, ибо он –
не разобьёт стекло… или погибнет
в своей попытке… грязный – в муть – плафон
такую жертву от него не примет –
сошлётся на отсутствие тепла…
или любви – к несчастному питомцу
небесной канцелярии… стекла –
ему достаточно, чтоб выглядеть, как солнце…
и, даже, лучше – с крылышками! – но
в плафоне лампочка горит, увы, не вечно…
вольфрамовая нитка сквозь стекло
не очень согревает – лучше свечи! –
на кухонном столе… и разговор
вялотекущий, как про быль и небыль…
с печальным видом на пустынный двор
без называния – уже – пространства – где мы!
с остатками тепла – ещё – в словах…
рассказанное выглядит – туманно –
жизнь продолжается – во снах. Во снах, во снах,
скопившихся уже в углу дивана.
6
Угол дома, о который сучки трут свои задницы,
где мы с тобой расстаёмся всегда под утро –
выглядит не очень, как будто дразнится –
возрастом, штукатуркой или минутами,
что он потратил, глядя, как мы прощаемся,
расстаёмся, как навсегда – около вечности –
на остановке… с пропущенными трамваями,
где послезавтра, может быть, встретимся.
апрель 22-23. 2018 год