Всё холодней, но я ещё горю
В бесчинстве дней костром среди метели
В угоду иль в отместку январю
До дрожи, до озноба в чутком теле.
Всё безысходней, но опять дарю
Слова всё принимающей бумаге
И с небесами тайно говорю,
Вверяя душу самой злой из магий.
Всё вероломней предстоящий крах
Велит отдать долги земле и свету.
И, задыхаясь на семи ветрах,
Я падаю в грядущее кометой:
В объятья ночи, сквозь века и сны,
Роняя искры разума и боли,
Невольница, которой неясны,
Непостижимы помыслы о воле,
Прикованная равнодушьем зим
К земной обледеневшей пуповине.
... Но неизбежен и неотразим
Небесный зов, пронзивший сон пустыни.