Кап-кап... слезы транквилизируют.
Вздох-ох... Чувства на пыль рефлексируют.
Вера смеется взахлеб.
Было заманчиво чтоб.
Если достиг пустоты смысла
Сталь отирая беретты ладонью,
Стал ли от этого буддой? Жила
Во глазницах печаль с болью.
И там — глаза, скучные заседатели
Думы поисчерпавшей законы смысла.
Пальцы на том металле — только души предатели...
Но меж землею и небом лишь даты рождений числа.
Сколько же ты рождался в каждом мгновении стиснутом,
Медленно отирая ладонью сухой блеск своего молчания.
И города вставали, жизнь текла из веков часом сиюминутным...
И вокруг, чрез тебя, люди шли, не выдавая рыдания.
Промелькнуло да сгинуло сумеречно видение.
Ствол металла в висок сжато уткнулся отчаянием.
День, новый день твоего медленного рождения.
Ты завершишь этот театр спертым в грудине дыханием.
И упадет рука на колене забывшись от тяжести.
И выпадет из руки тот металл, что скорбит безмерностью.
И поднимешь глаза — думу вязкую взглядом старости.
И отпустишь себя — в саму даль с ласковой безмятежностью.
Что ни миг, то отчаянье есть недозавершенной миссии.
Уровень предыдущий пройден почти что мастерски.
Только дух необуздан и пьян и прячется во бесчувствии.
И взамен вспышки боли опять, сердце сбросит таинственно маски.
Где ты есть, где ты был, где окажешься завтра с песнею?
То неведомо снам твоим, разуму не понять сие, сердцу маяться.
Но бессмертно живешь в духе зрелом исполненной честию
Имени своего, коим вечно века пусть старятся.
«Быть собой», невзначай, что это есть за усердие?
Для чего философия пошлая душу утянет заносчиво...
И рука по лицу — отирает ладонью наследие
Твоих дум, и деяний, и лет, к прибавлению прочего.
Солнце всходит, заходит, унося к предстоящему вымыслы.
Так рожден или надо опять созерцать выдох памяти?
То что въелось под кожу — то только растущие волосы.
То что в сердце живет — не тату околдованной совести.
Знаки, признаки, сути — недомогания.
Встал с рассветом и видишь опять... солнце дивное.
Или шелест ветров да по кронам и травам, молчания
Своего домогаясь во взоре на зарево сильное...
Замечая полет в небе стаи, и зову вторя курлыкания.