А у девочки той, что с косами,
в чьих глазах утреннее светило,
под окнами вьётся с осени
плющ, и холода его не сморили.
Только пуще он вьётся и вьётся,
разрастается заколдованный,
а у девочки той сердце бьется,
та, видать, сама очарована
силой бешеной, нереальной будто,
ходит-бродит с улыбкой не ангельской,
в косы вереск вплетает все утро,
но с ума пока не сошла ещё.
А по ночам-то к окошку открытому
ворон чернющий как в гости летает.
И не кличет он беды забытые,
а лишь ветки сухие таскает.
По домам ходят слухи недобрые:
точно ведьма, и ворон при ней;
взгляды её темно-томные;
не ходи мимо этих дверей.
Дни за днями, а вечер за вечером,
плющ обвил половину дома той девочки.
Говорят, её саму давно не видали,
только дрова у ограды да вереска веточки.
А ворон без устали кружит над крышей сутками,
слухов новых уже и не счесть.
По началу все думали шутки, мол,
про воронью страшную месть.
Ворон знал больше, чем падкий
на голословные речи народ,
знал, где девочку с косами прятали
и пытали, заткнув плотно ей рот на замок.
За любовь с чёрной ведьминской птицей,
за то что казалась «не той»,
обрекли на погибель все мысли
и жизнь девочки молодой.
Над домами сгущались тучи,
разрастались как плющ на стене.
Ворон грозный был и могучий:
не придёт светило к весне.