А мы ведь с тобой, согласись, никогда не были стильными,
Ни, тем более, умильными,
Не делали губки, ручки, ножки, не протирали красноречивых зеркал,
В которых полурасстегнутый ворот твоей дорогой рубашки слегка топорщился бы и крахмальной белизной сверкал,
Оттеняя бархатную кожу моего загорелого лица -
Без прыщей, без мешков, с улыбкой, излучающей уверенность в себе, в жизни и в отсутствии конца.
Хотя ведь хотелось бы, хотелось бы тоже, чего уж греха таить,
Не морщиться, не подмигивать иронично, а уметь своим среди этого быть,
Не прятаться за интеллигентностью, интеллектуальностью, и, самое противное, благочестием,
Делая вид, что не вписываться в отполированность жизни почитаем великой честью -
И какая, мол, разница, что где-то живот неформат, где-то - зад.
Но все же, ты знаешь, оглядываясь (кстати, уже неблизко) назад -
Спасибо тебе за нашу приватность,
Кисло-сладкую иллюзий невозвратность,
Способность выносить собственную неадекватность, неочевидность утра, пугающую непонятность,
За нашу порой суровую разность, ужасность, прекрасность, обезвреженную в последний момент взрывоопасность.
За слезы роста, за их невыносимость,
За лайки моих постов за ужином, а чаще - позиций непримиримость.
За возможность пережить тоску без спиртного, экстрима и стороннего восхищения,
За сохранность вен на волне всеобщего презрения,
За легкость согласия слушать, когда безудержно хочется говорить,
За право оставаться нестильными, неумильными, и смелость признаться в том, что, быть может, другими хотелось бы быть.