7 Французы, вследствие укороченности своей памяти забыли ДавнЫМ-ДавНО, как философ-просветитель Вольтер в либеральном своем бешенстве, не только кусал за нос Францию, но также издеваясь над чувствами верующих, призывал французов РАЗДАВИТЬ ГАДИНУ! «А была ли ГАДИНА?»
По мнению Фейербаха - то, что люди называют божеством, есть лишь продукт их воображения, продукт психологического заблуждения. Не божество создало человека, а, напротив) человек создает божество по образу и подобию своему. Когда человек молится Богу, то он молится своей собственной сущности. «Добрые буржуа, уши которых так же непорочны и добродетельны, как жестоки их сердца, те самые, которые сами пьют вино, а другим советуют пить воду, эти буржуа пришли в крайнее негодование от, безнравственности Штирнера. "Это ведь полное разрушение мира!" восклицали они. Но, как это всегда случается, добродетель филистеров и на этот раз оказалась очень слабою в аргументировании. "Истинная заслуга Макса Штирнера, - писал француз St. Rene Taillandier, - заключается в том, что он сказал последнее слово молодой атеистической школы" (т.-е. левого крыла гегельянской школы. Г. П.). Филистеры других стран были того же мнения относительно заслуги смелого писателя. Но, с точки зрения современного социализма эта заслуга выступает совершенно в ином свете. По мнению Тальандье, Штирнер сказал последнее слово молодой атеистической школы немецкой философии. В действительности же – утверждал теоретик и пропагандист марксизма Георгий Валентинович Плеханов (1856-1918) в своих думах о «Анархизме и социализме» - он (Штирнер) сказал лишь последнее слово идеалистической метафизики. И в этом его неоспоримая заслуга...»
Когда же товарищ ЛЕНИН сказал Плеханову последнее слово, немецкий философ Макс Штирнер только посмеялся над Плехановым с метафизических небес... а французы, что характерно, дважды приходили на встречу, где происходил сложнейший разговор о Донбассе. И они всё отлично понимали. После этого Захар Прилепин дважды подписывал читателям по сотне экземпляров французского перевода "Письма с Донбасса". И было у людей много пожеланий Захару!
Только не подошел к Захару Фридрих Энгельс... Он скромно стоял в сторонке 1890 года, теребя в руке свою бороду! Энгельские волосы бороды щекотали могучий мозг! Было очень приятно... а когда приятно, самое время подумать о «Внешней политике Русского царизма»! и Энгельс думал, не думая, что над его думой, придется однажды думать Иосифу Сталину, который думал, что Энгельс, думая - «немного увлекся». Как говорил Беня Крик: «Ошибаются все, даже бог» И все же Энгельс думал: «Мы, западноевропейская рабочая партия [В английском тексте, опубликованном в журнале «Time», вместо слов «Мы, западноевропейская рабочая партия» напечатано: «Не только социалисты, но и каждая прогрессивная партия в любой стране Западной Европы». Ред.], вдвойне заинтересованы в победе русской революционной партии. Во-первых, потому, что ЦАРСКАЯ Российская ИМПЕРИЯ является главным оплотом, резервной позицией и вместе с тем резервной армией европейской реакции; потому, что одно уже ее пассивное существование представляет для нас угрозу и опасность. А во-вторых, потому, — и этот момент мы, со своей стороны, все еще недостаточно подчеркивали, — что СВОИМ ПОСТОЯННЫМ ВМЕШАТЕЛЬСТВОМ В ДЕЛА ЗАПАДА ЭТА ИМПЕРИЯ ЗАДЕРЖИВАЕТ И НАРУШАЕТ НОРМАЛЬНЫЙ ХОД НАШЕГО РАЗВИТИЯ и делает это с целью завоевания для себя таких географических позиций, которые обеспечили бы ей господство над Европой и тем самым сделали бы невозможной победу европейского пролетариата [В английском тексте вместо слов «сделали бы невозможной победу европейского пролетариата» напечатано; «под железной пятой царя была бы уничтожена всякая возможность прогресса». Ред.]. Карлу Марксу принадлежит та заслуга, что он первый указал в 1848 г. и с тех пор неоднократно подчеркивал, что именно по этой причине западноевропейская рабочая партия вынуждена бороться не на жизнь, а на смерть с русским царизмом...»
И вот пока Плеханов выяснял отношения с Максом Штирнером, учение которого никаким образом не вписывались в российскую действительность, и пока Захар Прилепин подписывал читателям по сотне экземпляров, а Карл Маркс и Фридрих Энгельс мечтали о своих портретах на русских стенах просторных начальственных кабинетов, никто не заметил, как прусская армия пошла на Париж... Но именно тогда чиновники разорившегося французского правительства обратились за финансовой помощью в Лондон. Поскольку при создавшихся обстоятельствах ни Ротшильды, ни Бэринги давать кредит не пожелали, французам пришлось обратиться ко «второму эшелону» банкиров. Они начали делать попытки связаться с банком «Дж. С. Морган и Ко»... годы спустя, беседуя с репортером, Джуниус заявил, что был уверен в успехе, но на самом деле эту большую игру он затеял в момент острой политической нестабильности. В конце февраля 1871 года Париж был окружен войсками «железного канцлера». Французское правительство приняло предложенные немцами позорные условия (включая военную контрибуцию в миллиард долларов), а затем прошли выборы в Национальное собрание, где большинство получили МОНАРХИСТЫ. Как известно, в ответ на это республиканцы организовали революционную КОМУННУ и фактически развязали гражданскую войну. При этом цена на «моргановские» облигации резко упала. Имея на руках сертификаты, которые невозможно было продать, Джуниус принялся выкупать остальные, причем с невероятными скидками, и помог Франции добыть в Англии деньги для выплаты Бисмарку контрибуции. В 1875 году Франция полностью погасила выпуск облигаций 1870 года по номиналу. Банкирский дом «Дж. С. Морган и Ко», выпустив облигации по восемьдесят, а выкупив много дешевле, когда цены упали, заработал на комиссионных и погашении этой ссуды пятнадцать процентов от общей стоимости – полтора миллиона фунтов стерлингов (семь миллионов долларов). Кроме того, он снискал уважение в международном банковском мире.
Нужно было спешить... «Кредиты на революцию» не резиновые... В 1883 году Плеханов, уже три года находившийся в изгнании, приступил в своих работах к разъяснению марксистской доктрины. В том же году вместе с Верой Засулич, Павлом Аксельродом и Львом Дейчем он создал группу «Освобождение труда», первую марксистскую организацию. Когда примерно через три года после создания этой организации Гельфанд (Парвус) приехал в Цюрих, эта группа изгнанников привлекла его особое внимание...
Тогда Густав Лебон поспешил напомнить МОНАРХИСТАМ: "Если бы Франция, - пишет Сен-Симон, - вдруг потеряла своих пятьдесят первых ученых, своих пятьдесят первых артистов, своих пятьдесят первых фабрикантов, своих пятьдесят первых агрономов, то нация стала бы телом без души, она была бы обезглавлена. Но если бы ей пришлось, напротив, потерять весь свой служебный персонал, то это событие опечалило бы французов, потому что они добры, но для страны от этого был бы очень небольшой ущерб".
- Вот изысканный слог джентльмена. И АБСОЛЮТНО ЗВЕРИНЫЙ СМЫСЛ. - снова возмутился член исполнительного комитета Европейского вещательного союза Петр Федоров.
- А говорят у нас репутация плохая! – вздохнула Ольга Скобеева.
Петр Федоров промолчал...
и хотелось в эту минуту всем сидящим в зале спрятаться за широкую спину «Сталинского» наркома финансов Арсения ЗВЕРЕВА (1900-1969)! Выполняй долг коммуниста и шагай в ногу со всей страной. Как поется в песне чекистов: «Не сдать, не сдать, не сдать, а победить!» Арсений Зверев мимоходом напомнил монархистам и всякого рода буржуазным элементам, что «важным элементом финансовой политики диктатуры пролетариата было в начале 20-х годов налогообложение эксплуататоров, частников промысловым налогом... Полученные доходы шли на восстановление народного хозяйства, потом — на индустриализацию страны и коллективизацию сельского хозяйства. Пока наша промышленная база была слабой, поневоле приходилось время от времени обращаться к зарубежным фирмам и приобретать у них станки, машины и оборудование, тратя на это ограниченные запасы валюты...» И ПОПУТНО Арсений Зверев заметил: «не могу спокойно относиться к тому, как иногда, ссылаясь на подобные рассказанные мною факты, кое-кто, кивая на местные просчеты, пытается охаять идею коллективизации сельского хозяйства и ее значение для нашей страны. Глубоко убежден, в частности, что, не проведи партия коллективизацию, Советский Союз не смог бы своевременно построить социалистическое общество. НАЛИЧИЕ В СССР КОЛХОЗНОГО СТРОЯ — несомненно, ОДИН ИЗ САМЫХ ВАЖНЫХ ФАКТОВ НАШЕЙ ПОБЕДЫ в Великой Отечественной войне. Были, конечно, как и во всяком большом деле, ошибки. Но НАМ НЕ С КОГО БЫЛО БРАТЬ ПРИМЕР И НЕ У КОГО УЧИТЬСЯ, ибо МЫ в этом деле, как и во многих иных, БЫЛИ ПЕРВЫМИ И ПРОКЛАДЫВАЛИ ДОРОГУ ДРУГИМ...»
Таким вот образом, пресвященная Европа оказалась в неловком положении... Однако, все можно повторить...
И заметить, как был не прав физиолог Иван Павлов, критикуя в 1918 году большевиков. «Конечно, - говорил Павлов, - в борьбе между трудом и капиталом государство должно стать на охрану рабочего. Но это совершенно частный вопрос, и он имеет большое значение там, где сильно развилась промышленная деятельность. А что же у нас? Что сделали из этого мы? Мы загнали эту идею до диктатуры пролетариата. Мозг, голову поставили вниз, а ноги вверх. То, что составляет культуру, умственную силу нации, то обесценено, а то, что пока является еще грубой силой, которую можно заменить и машиной, то выдвинули на первый план. И все это, конечно, обречено на гибель, как слепое отрицание действительности...»
Забыл физиолог Иван Павлов позавчерашние слова психолога Петра Евгеньевича Астафьева (1846-1893), сказанные им от души: «В нашей истории буржуазия была ничем только паразитным и ничтожным наростом. Не она принимала участие в работе сложения и укрепления русской государственности; не она участвовала и в спасении этой погибающей государственности и народности в тяжёлые моменты исторических испытаний; не она произвела что-нибудь и в нашей церковной жизни и в нашей науке и искусстве. Всё это создавал и выносил на себе богатырь-идеалист - русский народ земледелец и землевладелец, всего менее буржуазный по своим стремлениям и силам, и буржуазии, как силы, в истории нашей за всю прожитую тысячу лет вовсе не было...»
Очень убедителен был в своих высказываниях Петр Евгеньевич... «На нет и суда нет» - по-видимому, решил русский экономист, академик Санкт-Петербургской академии наук Владимир Павлович Безобразов (1828-1889). Однако был у Владимира Павловича остроумный и светский характер, который и поспособствовал возникновению у него идеи знаменитых "экономических обедов". «История их такова» - говорит М. Г. Покидченко, прохаживаясь по галерее экономистов:
«В конце 1850-х годов петербургские либералы задумали учредить политико-экономическое общество. НО В ВЕРХАХ РАЗРЕШЕНИЕ НА ЕГО ОТКРЫТИЕ ПОЛУЧЕНО НЕ БЫЛО...»
Но тут какой-то русофорбс засмеялся и спросил, мягко говоря: «Почему?»
М. Г. Покидченко было растерялся... «Крепостной режим...» тоже как будто из далека проговорил Российский предприниматель, (отец белого генерала Петра Врангеля и искусствоведа Николая Врангеля) барон Николай Егорович Врангель (1847—1923). «Крепостной режим был ужасен не столько по своим эпизодическим явлениям, как по самому своему существу... Я не оговорился, - спокойно продолжал барон Врангель, - употребляя выражение “крепостной режим” вместо принятого “крепостное право”. Последнее имеет в виду зависимость крестьян от своих владельцев. Но не только крестьяне были крепостными в то время — и вся Россия была в крепости. Дети у своих родителей, жены у своих мужей, мужья у своего начальства, слабые у сильных, а сильные у еще более сильных, чем они. Все, почти без исключения, перед кем-нибудь тряслись, от кого-нибудь зависели, хотя сами над кем-нибудь властвовали. Разница между крепостными крестьянами и барами была лишь в том, что одни, жили в роскоши и неге, а другие — в загоне и бедноте. Но и те и другие были рабами, хотя многие этого не сознавали. Я помню, как на одном званом обеде генерал, корпусный командир, бывший в первый раз в этом доме, приказал одному из гостей, независимому богатому помещику, которого он до этого никогда в глаза не видел, выйти из-за стола. Какое-то мнение, высказанное этим господином, генералу не понравилось. И этот независимый человек немедленно покорно подчинился...»
«Ну, так вот – переходя на мажорную ноту, продолжил М. Г. Покидченко, - И тогда Безобразов предложил заменить официальное общество на частные обеды, за которыми обсуждались бы экономические проблемы. И вот, писал известный историк российской науки профессор С.А. Венгеров, «раз в месяц собирались в одном из ресторанов Петербурга экономисты, государственные деятели - нередко министры и их товарищи (заместители) - и представители haute finance (делового мира). Как во время обеда, так и после него происходили оживленные дебаты на тему, заранее объявленную. Избранный состав аудитории побуждал ораторов основательно подготовляться, и благодаря этому застольная беседа превращалась в серьезное совещательное учреждение по вопросам русской финансовой политики. С экономическим обедами считался всякий администратор, желавший класть в основу своей деятельности не одно только административное благоусмотрение». Всю жизнь Безобразов был их бессменным организатором. «Вчера был экономический обед, - писал он в дневнике 13 декабря 1884 г. - (Вопрос о сельскохозяйств. кризисе в Европе и России), замечательный тем, что прения продолжались до 12 1/2 час. ночи - так долго я не запомню. ЭКОНОМ. ОБЕДЫ на 26 году своей жизни ПРОЦВЕТАЮТ, и интерес к ним поддерживается. Это случается слишком редко в России, чтоб общества и учреждения после жары в начале не падали через несколько времени».
Не смотря на то, что как и бесконечные экономические форумы, ЭКОНОМ. ОБЕДЫ ПРОЦВЕТАЛИ, а Россия не очень, в "Русском Вестнике", за 1856 год, No 2 появилась очень своевременная для России статья Владимира Павловича Безобразова: «О промышленных предприятиях». В данной статье рассматривалась «Теория и практика предприятий промышленных, коммерческих и земледельческих, соч. Курсель-Сенёля. Paris. (1855)» Кому была в России интересна такая статья? Да бог его знает... Только Курсель-Сенёль никому не говорил о том, что они БЫЛИ ПЕРВЫМИ И ПРОКЛАДЫВАЛИ ДОРОГУ ДРУГИМ...
Нужно отдать должное Владимиру Павловичу Безобразову! Видит бог, он хотел спасти детей Николая Второго: «В наше время говорить об успехах в промышленных предприятиях или об обязанностях лиц, в них участвующих, то же что было во времена давно минувшие говорить о победах на блестящих турнирах и о долге благородного рыцаря. Как ни далеко кажется расстояние между великодушной доблестью средневекового рыцаря и строгой расчетливостью и бережливостью хозяина промышленного предприятия, но человечество прошло это расстояние, и ныне с тем же юношеским увлечением, с тем же жаром первой любви толпятся люди вокруг всемирных рынков, как прежде толпились вокруг всемирных каруселей. Но как ни близки всем современным интересам промышленные предприятия, как ни трепетны промышленные надежды и ожидания, весьма немногие вникают в сущность промышленного дела, в те общие правила, которые должны лежать в его основании и служить руководством для лица, им распоряжающегося, - для хозяина предприятия (ENTREPRENEUR)…»
Однако зачем же многим вникать в сущность промышленного дела? Достаточно того, что петербургские либералы по ВОЛЕ ВЕРХОВ не получили РАЗРЕШЕНИЕ НА ОТКРЫТИЕ политико-экономического общества... Конечно, в планы петербургских либералов не входило убирать с исторической дороги России «упрямый труп» абсолютизма, но и говорить о любви к «Марфуше, крестьянам сиволапым и берёзкам» они не собирались! Как не собирались вместе с историком Николаем Ивановичем Костомаровым (1817-1885) вспоминать о том, что «посещавший Москву императорский посол Барон Сигизмунд фон Герберштейн (1486-1566), оставивший подробное И ПРАВДИВОЕ (как утверждает Костомаров) описание тогдашних русских нравов и внутреннего быта, подметил (...) черту в Василии !!! Ивановиче. «Он не терпел ни малейшего противоречия; все должны были безмолвно соглашаться с тем, что он скажет; все были полными рабами и считали волю государя волею самого Бога, называли государя "ключником и постельничьим Божиим"; все, что ни делал государь, по их понятию, все это делал сам Бог; и если говорилось о чем-нибудь сомнительном, то прибавлялось в виде пословицы: "об этом ведает Бог да государь". Никто не смел осуждать поступков государя; если что явно было дурное за ним - подданные обязаны были лгать, говорить не то, что было, и хвалить то, что в душе порицали. Так, когда Василий, сам лично вовсе неспособный к войне, возвращался из похода с большой потерей, все должны были прославлять его победоносные подвиги и говорить, что он не потерял ни одного человека...» Поэтому, чтобы дать возможность 26 лет ПРОЦВЕТАТЬ ЭКОНОМ. ОБЕДАМ передовые эконом. умы конца 1850-х годов вспоминали между делом о «победах на блестящих турнирах и о долге благородного рыцаря...», и, видимо для ПАТРИОТОВ, делали это «РЕСТОРАННЫЕ ЛИБЕРАЛЫ» с удовольствием! Как с удовольствием писал немецкий рыцарь-гуманист Ульрих фон Гуттен (1488-1523) памфлеты против главы аугсбургского торгово-финансового дома Фуггеров - Якоба Фуггера-младшего (1459-1525) . По мнению Грэга Стейнмеца, «для Фуггера фон Гуттен стал кем-то вроде Иды Тарбелл для Джона Д. Рокфеллера. Именно он превратил Фуггера во врага общества. Прибегая к известной со времен древних греков практике вкладывать вымышленные речи в уста реальных людей, он вывел своим героем Франца фон Зикингена, того самого рыцаря, которого Габсбурги наняли обеспечивать безопасность на выборах императора. Фон Зикинген, выражаясь современным языком, обладал харизмой, лидерскими качествами и способностью, благодаря ряду успешных кампаний, привлекать добровольцев-наемников к участию в прибыльных приключениях. Он владел несколькими замками и усадьбами, жил в роскоши и, не чуждый любознательности, приглашал к себе поэтов, музыкантов и художников. Фон Гуттен был его любимцем. Рим требовал арестовать фон Гуттена за то, что тот назвал папу антихристом. В поисках укрытия фон Гуттен обратился к фон Зикингену и нашел спасительный приют. Будучи рыцарями, фон Зикинген и фон Гуттен принадлежали к умирающему сословию. Слово «рыцарь» характеризовало не только ремесло, но и социальную принадлежность. Рыцари считались самыми «простыми» из дворян, но все-таки были дворянами, то есть располагали привилегиями, которых не имели простолюдины, – например, правом носить меч. Простолюдинам полагалось уступать рыцарям дорогу, иначе они рисковали быть поколоченными за дерзость. Да, фон Зикинген был богат и могуществен, однако дни рыцарской славы постепенно уходили в прошлое. Уже повсюду применялись пушки, вследствие чего личный героизм в битве утрачивал значимость. Монархи все больше ценили пехоту, отдавая ей предпочтение перед рыцарскими конем и мечом. В своем диалоге фон Гуттен сводит фон Зикингена с купцом из фирмы Фуггера. Что полезного совершил Фуггер? – спрашивает фон Зикинген. Он не пашет в поле, не возводит стен. Одалживая деньги, он вообще ничем не рискует. Купец может остаться с нераспроданным товаром на руках и потерять все. Но банкиру за его столом ничто не грозит. Если заемщик не в силах погасить долг, банкир забирает его имущество и продает ради прибыли. Человек Фуггера возмущается, что его и ему подобных называют ворами. Ведь настоящие разбойники – это рыцари, «от их сословия все беспорядки в Германии». Они должны «целиком исчезнуть с лица земли». На это обвинение фон Зикинген приводит довод, способный переубедить только рыцаря. Одно дело отнимать деньги насилием. Это «честные разбойники». А вот занятие Фуггера, присваивание денег обманом, куда более преступно. «Плутни и надувательство – вот неотчуждаемая ваша собственность!» Гнев фон Зикингена перерастает в отвращение, когда он берется изучать, как Фуггер обзавелся дворянством. Рыцари завоевывают титулы, проливая кровь во славу своих сюзеренов. Они воистину благородны. А Фуггер занимается исключительно тем, что облапошивает невинных. Фон Гуттен выражает свои чувства в гневном обобщении: «Все остальные разбойники в Германии, кроме тех жалких неудачников, о которых мы уже упомянули, грабят бесстыдно, беззастенчиво и так самоуверенно, словно какое-то разрешение получили, словно выполняют свой долг, – ничего не боятся и ни с кем не считаются. Мало того – никто не корит этих людей за их злодеяния, напротив, они окружены почетом, владеют богатствами и не отказывают себе ни в чем…» Это «попы», крючкотворы (писцы), «докторишки» (юристы) и купцы, а «самые подлые из всех… Фуггеры». Фон Гуттен был неумолим и неутомим. После «Разбойников» он опубликовал трактат, призывавший императора Карла «истребить меркантильные монополии» и «остановить утечку денег в Рим от Фуггеров». Во многом благодаря фон Гуттену Фуггер сделался этаким олицетворением угнетения германского народа. Способ, каким фон Гуттен предлагал избавиться от Фуггера и прочих бед Германии, сводился к единственному слову: «РЕВОЛЮЦИЯ»... Лютер жаждал перемен не меньше фон Гуттена, однако отвергал призывы последнего к насилию...»
Рейхстаг в Вормсе и появление на нем Лютера 17 апреля 1521 года можно рассматривать как величайшее событие в современной европейской истории, как действительную исходную точку всей последующей истории цивилизации. После бесконечных переговоров и диспутов дело подходило, наконец, к развязке. В рейхстаге собрались: юный император Карл V, все немецкие принцы, папские нунции, духовные и светские власти; явился и Лютер, который должен был ответить самолично — отрекается он или нет от своих слов... Поутру, когда Лютер шел на заседание рейхстага, окна и крыши домов были усеяны массой народа; некоторые обращались к нему и торжественно убеждали не отрекаться: "кто отринет меня перед людьми!" — кричали ему как бы в виде торжественного заклинания и просьбы. Не такова ли также была в действительности и наша мольба, мольба всего мира, томившегося в духовном рабстве, парализованного черным призраком кошмара, химерой в тройной шляпе, называющей себя отцом в Боге, и не молили мы также в то время: "Освободи нас; это зависит от тебя; не покидай нас!"
«Лютер не покинул нас!» - говорит Томас Карлейль. И словно услышав Карлейля Лютер произнес: «Я не могу отказаться от своих слов. Ибо небезопасно и неблагоразумно поступать против своей совести, в чем бы то ни было. Я стою здесь, перед вами. Говорю вам, я не могу поступать иначе; Бог да поможет мне!»
Это был, - радуется Карлейль,- величайший момент в современной истории человечества. Английский пуританизм, Англия и ее парламенты, Америка и вся громадная работа, совершенная человечеством в эти два столетия, Французская революция, Европа и все ее дальнейшее развитие до настоящего времени — зародыши всего этого лежат там: если бы Лютер в тот момент поступил иначе, все приняло бы другой оборот! Европейский мир требовал от него, так сказать...
(Видимо, Римского Папу Льва Х поступок Лютера так поверг в шок, что ПАПА не смог догадаться о спонсировании РЕФОРМАЦИИ ЛжеПарвусом... и своевременно объяснить католическому народу, что в доме Лютера были найдены грамоты, несомненно, свидетельствующие о его сношениях с патриархом Московским и всея России и намерении утвердить в Европе ПРАВОСЛАВИЕ. Сильная независимая Европа не нужна России ни в каком виде... К сожалению советской разведке не удалось добыть материалы так называемого «Гарвардского проекта», где подробно был описан план Константина, через Византию внедрить в Россию вирусную версию христианства, с целью прекращения ее развития...).
Как известно, вслед за Реформацией наступили великие войны, распри, наступило всеобщее разъединение... Не мало крови утекло с тех пор... И вот Густав Лебон вдруг подумал: «Неспособность предвидеть отдаленные последствия своих поступков и склонность не иметь иного путеводителя, кроме моментальных побуждений, осуждают индивидуума, точно так же, как и расу, на то, чтобы постоянно оставаться в очень низком состоянии...»
Тем временем Самодержцы Всея Руси оказались весьма благоразумны, создавая такие условия существования населения при которых «русские Фугерры» не имели никаких возможностей произрости в Святых Землях... дабы у стрельцов, равно как и у «ресторанных либералов» не возникал революционный зуд... И когда Эдисон радостно воскликнул «Я это получил!», Александр Лодыгин даже не расстроился... он знал, что русские люди и триАДА Уварова на его стороне! а японским людям вся эта история была до лампочки...
Все дело в том, что во времена Эсе из династии Тан, который, как известно, преследовал буддистов, в одной из горных пещер жил отшельник по имени Дзэдо. Очень часто, показывая свой ПОСОХ, он говорил: «Так выглядели все Будды прошлого, так будут выглядеть все Будды будущего и таковы все Будды настоящего». (Буддийский монах обычно имеет при себе посох, с которым ходит из одного монастыря в другой В ПОИСКАХ ИСТИНЫ).
«Я это получил!» — (еще радостней воскликнул) Эдисон и обещал иллюминировать центр Манхэттена с помощью одного генератора мощностью пятьсот лошадиных сил... Однако развитие систем электрического освещения требовало денег, и Эдисон поручил своему адвокату, Гросвенору П. Лаури, организовать финансирование проекта. 15 октября 1878 года тринадцать человек учредили «Эдисон электрик лайт компани». В их число входили: Эдисон, Лаури, Фаббри, три компаньона Лаури и несколько чиновников компании «Вестерн юнион». Был избран исполнительный комитет, состоявший из пяти человек, председателем которого (а также по совместительству казначеем) назначили Фаббри. Компания должна была финансировать разработку системы освещения с помощью ламп накаливания, и ей принадлежали права на продажу и лицензирование изобретений Эдисона в области электричества. Для обеспечения капитальных затрат в триста тысяч долларов было выпущено три тысячи акций стоимостью сто долларов каждая. Половина акций принадлежала Эдисону, вторую половину получил небольшой синдикат инвесторов, среди которых были Фабри и два других компаньона МОРГАНА — Тони Дрексел и Дж. Худ Райт. Синдикат сразу же выкупил пятьсот акций, передав Эдисону пятьдесят тысяч долларов!..