Я стоял во фрунт, гордо вскинув голову,
высоко-о-о, высОко задрав подбородок.
Неудобно стоять мне было голому,
но терпел, такова уж моя порода.
Под ступнями моими что-то чвакало.
Есть ли дело до грязи аристократу?
То нигредо к белому чёрное сватало.
Ну уж нет - мордой в пекло и нет возврата!
Лао-цзы - в ухо: "Мир - темнее тёмного,
всё высокое стоит на грязном низком,
лишь в дерьме семя прорастёт потомками,
унавоженное вонючими "измами."
Не сдавался гордец на своём настаивал:
"Вдруг взлечу над хищной пастью болота,
переставлю небо с землёй местами я.
Поглядите, живые, не так уж и плохо!"
Только ноги мои облеплены гадами.
Мог себя выдернул за косу простофиля:
всем известный барон Иероним Мюнхгаузен.
Но подвластно ли это простым дебилам?
Я стоял во фрунт, гордо вскинув голову,
а болото подкрадывалось к подбородку.
В гумос путь держать самодержцу гордому,
век лежать в дерьме, чтобы стать самородком.