На лавочке возле бани лежали рядышком... два веника. Новенькие, ещё не бывавшие в работе. Один – берёзовый, призванный выгонять в бане хворь из усталого тела и разгонять застоялую кровь. Другой – приобретённый на рынке, золотистый, из стеблей сорго веник-аристократ. Дул довольно свежий, бодрящий майский ветерок, и свесившиеся со скамейки концы веников своеобразно звучали, как бы вели разговор.
Берёзовый шелестел печально, как шёпот надорванной горем женщины, тоскующей от вечной разлуки с любимым. А сорговый отвечал резким зудом, похожим на жужжание пролетающего снаряда. Или на отдалённое "ура" идущей в атаку пехоты?
Давайте внимательно прислушаемся к их беседе. Может, что и поймём?
Они ведут беседу о своей родословной. И надо же! Нашли то, что их связывает невидимой нитью истории. Таких разных, далёких, казалось бы....
"В тени крон моих прародительниц один из предков хозяина встречался со своей любимой. И берёза их свиданий в тишине летнего вечера запомнила каждое их слово, всё, что они ласково говорили друг другу, о чём мечтали... И пела об этом потом шумом своих ветвей, и передала мне эту прекрасную песню. О том, что было дальше.
Об их звонкой свадьбе. И о венчании в церкви, почему-то печальном, похожем на отпевание...О том, как радовались они рождению первенца. И о том, таком же цветущем, как этот, но печальном мае, когда им сообщили, что его призывают отдать долг царю и отечеству в далёкой Маньчжурии, о существовании которой они только тогда и узнали. Запомнился их последний прощальный поцелуй под той же заветной берёзой. В нашей песне – её страшный крик безнадёжного отчаяния, когда в ту хмурую осень пришла чёрная весть с берегов мутной чужой реки Шахэ, ставших последним приютом её любимому..."
Ветерок приутих на минуту, словно давая время призадуматься и вспомнить.
"А мой предок, высокий гаолян* маньчжурских полей, – ответил своим грубоватым шумком другой веник, – встретил своим шелестом его и его товарищей, когда они, сойдя на глухой станции среди печальных пологих сопок, двинулись туда, откуда слышен был гул канонады. Он запомнил и запечатлел в своём жестковатом шуме, как смешалось раскатистое русское "ура!" с визгливым, злобным "банзай!" Как выли летящие снаряды, как визжал град осколков. В тихом постукивании друг о друга жестких стеблей слышался будто зловещий сухой стук сшибающихся в штыковой резне винтовок. В посвистывании ветра между стеблями слышался стон раненых, умирающих в его зарослях брошеных солдат... И той последней осенью неубранный гаолян пел погребальную песню над грубым крестом, под которым он нашёл вечный покой вдали от могил предков, на берегу грустной маньчжурской реки".
Наступал вечер. Ветер стих. И вся природа будто замерла в благоговейной задумчивости, изумляясь тому, какими неожиданными невидимыми нитями связано всё в этом загадочном мире, и радостном, и печальном...
*Китайское название сорго.
Иллюстрация из интернета.