Пляж геленджикский возле устья горной речки,
Мы на палатках спим здесь, прям на берегу,
И надоели нам уже давно «варёнка» наша и словечки,
Которыми пытаемся друг друга уколоть, гоня «пургу».
С утра сегодня шторм порядочный задался,
И удалось мне друга на заплыв подбить,
Я уж который день как дьяволу продался,
Это изящный способ друга был убить.
Я это море знал, я с ним давно имею дело,
А мой еврейский друг был горд как фараон,
И бросился за мною вслед он в волны смело,
Он недопонимал один неписаный закон.
Мы далеко заплыли, берег стал полоской узкой,
Ветер свистел и больно нас хлестал,
Обратный путь стал непомерною нагрузкой
Для перегруженного гордостью, и он отстал.
Я долго плыл обратно против ветра,
А он остался в море, с ним уже не споря,
Я выплыл, верен был расчёт до метра,
И был уверен, что не расхлебать теперь нам горя.
Девчонкам нашим я сказал предельно честно,
Что их любимец на пари меня надумал «переплыть»,
Что время вышло, и судьба его мне небезынтересна,
И что пора б спасателям об этом объявить.
Спасатели в большой бинокль смотрели на море упорно,
И как-то странно, что-то разглядев там, оживились вдруг,
И побежали к скалам вдалеке рысцой проворной,
Верёвку длинную с собою прихватив и круг.
Толпа собралась быстро, когда друга доставали,
Таща спасательный, верёвкой, с другом внутри круг,
Подружки нежно над лежащим другом ворковали,
А он глазами всё искал меня, оглядывая всех вокруг.
Я наклонился и с победой горячо его поздравил,
И он мне дружескую руку крепко долго жал,
Быть может, понял, что произошло, и чем заставил,
Что-то такое взгляд его как будто выражал.
1972