От строчек этих уберите нервных,
Беременных, аллергиков, кормящих.
Они, вот эти строчки, для скорбящих
По мне (зачем-то) медленно и верно,
Для тех, кто говорит, что это грустно,
Для тех, кто Анной называет: «ПлАчу
Торжественно, витиевато, мрачно
Я тем назло, кто высмотрел искусство
В столовых деревенских диалектах,
Тропиночках, речушках и березках,
И тем, кто говорит: «Зачем же слезки
Молоденькой красивенькой кокетке?»
Я взорвалась (не хуже той знакомой,
Что платит с минималки ипотеку)!
Затем я и хожу в библиотеку,
Чтоб для пародий том листать за томом,
Затем и жму я старческие руки,
Чтоб за глаза высмеивать береты;
За чаем в уморительной беседе
Топчу чужие творческие муки.
А вечерами я играю в игры,
Уборка — раз в квартал (и то паршиво),
И папоротник мой стоит плешивый,
Но дал ростки (и то не мне спасибо).
Я не читаю Гегеля с Платоном,
Я, так-то, вообще, читаю редко —
Сижу у подвернувшейся розетки
С подержанным дешевым телефоном.
А тот, кто мрачен, славный этот парень
С пропиской в Бубне Верхних Измерений
В мой вечер не приносит изменений.
Лирический герой. Небось, слыхали?
Он мрачен оттого, что некто Пушкин
И прочие поэты (и не очень)
Прозвали Музой бедного заочно,
Ловя его то в кухне, то в пивнушке.
Но нет его в домах жилых и плотских,
Там выдумки, попытки скрыть притворство.
Ему же — отвратительно упорство,
С которым вы кропаете «березки».