• Аннотация:
Стихотворное послание джентльмена и светского человека Джорджа Турбервилля из России XVI века. Поэтическое переложение полного текста Михаила Шишигина. Джордж Турбервилль (1540? - 1610?) происходил из старинного дорсетширского рода и обучался сначала в колледжах Винчестера и Оксфорда, а в начале 60-х годов поступил на королевскую юридическую службу. Его поездка в Россию была вынужденным перерывом в писательской деятельности, помехой, на которую он пошёл в надежде скопить в рискованном предприятии денег и уплатить долги. Английский джентльмен направлялся в далёкую страну с совершенно определёнными целями: он стремился к обогащению. Из этой затеи ничего не вышло - все свои огорчения он вымещал на стране, оказавшейся столь негостеприимной для несостоявшегося коммерсанта. Однако, следует заметить, что его тенденциозные письма оказали влияние на формирование английского стереотипа России в XVI в.
Мой друг, Спенсер, за наше здоровье тост произнести не забудь:
"Нас, Господи, от скверны и недугов защищай!"
Мой друг, Спенсер, меня ты не можешь ни в чём упрекнуть,
И, расставаясь, именно тебе мне не хотелось говорить "прощай".
Поскольку я объявился другу, то решаюсь продолжать,
Нет лучшего доказательства моей доброй воли.
Я помню хорошо, как вздумала меня нужда-злодейка гнать.
И нам не позволяла задерживаться и оставаться вместе долее,
Ты сжал мне руку крепко - расстаться нам было угодно -
И страстно просил меня сообщить тебе новости и впечатления о стране людей русских простых и высокородных.
Песчаная почва здесь не слишком-то плодородна,
Здесь больше пустующей и лесистой земли, чем участков к посевам пригодных.
Однако хлеб растёт, его они несвоевременно убирают,
А свозят его в кучу на стеблях, и пока не жнут, не свозят на гумно.
Так сушится их урожай - связывают сноп к снопу, такие пирамиды из стеблей ваяют.
Торопятся очень, страшась, что мороз уничтожит зерно.
К зиме становится земля столь гладкой,
Что ни травы, ни злаков на пастбищах не найти - так аграрный подход их суров.
Тогда они заботятся о скоте: овца, и жеребёнок, и корова - обычай такой гадкий -
Устраиваются прямо у постели мужика, разделяя его кров.
Их он снабжает фуражом, он ими, как жизнью дорожит,
И так они зимуют вместе с мужиком и его женой.
Семь месяцев длится зима, затем же снег ручьём с полей сбежит.
Кругом так заведено, что вспахивают землю и сеют пшеницу весной.
Тела умерших, чьи души успели в лучший мир уйти,
Тела, до того не погребёнными лежавшие, в гробы помещают, чтобы хоронить.
Причину этого явления легко найти,
Ведь в зимнее время они не могут землю продолбить.
Тела же помещают в гробы из ели, а леса такое изобилие кругом, куда ни бросишь взгляд.
Богатый и бедный, умирая уверен, что будет в гробу погребён.
Возможно, ты размышляешь недоумённо над тем, как можно оставлять
Тела усопших без погребенья на целый сезон.
Но можешь этому верить: как только они остывают,
То холодом их сковывает так, что тела становятся как кремень.
И так лежат и сохраняются они, а с приходом весны тела погребают.
Подход такой к телам не оскорбляет достоинство живых, не подумай, что землю мёрзлую долбить им лень.
Их звери, как и наши, насколько довелось мне наблюдать всечасно,
По виду и размером, но несколько помельче.
На вкус же водянисты, но в пищу употреблять их безопасно.
Пушнина славится, особенно же шкурки беличьи.
Овца российская очень мала, коротко острижена, шерсть длиной с кулак.
Большие стаи птицы живут на суше и на море, а также в тростниках.
Бесчисленное множество их доступно и пропадает просто так.
Никто в краях этих не знает, как следует готовить мясо. Не удивлюсь, если узнаю, что гадают на потрохах.
Они не пользуются ни вертелом, ни прутом, но когда печь раскалится,
Они кладут дичь в котёл и варят её в воде кипящей.
Не знают здесь и олова, а миски - лишь из дерева, и взгляд твой узором расписным живо насладится.
Из чашек, искусно вырезанных из берёзы, пьют отвар бодрящий.
Едят только деревянными ложками, висячими свободно
У каждого зажиточного мужика на поясе, нисколько их не стесняя,
И вместе с двумя-тремя ножами; чем богаче человек, тем больше ложек, их столько, сколько душе угодно,
И знатнейшие в Русской земле ходят с ложками и ножами, за обедом их применяя.
Дома их - не столь большие постройки, причём строения взбираются, желательно вдоль речки, в гору.
Они их помещают на местах высоких, чтоб легче было сбросить снеговой покров,
Укутывающий округу толстым слоем снега в студеную зимнюю пору, -
Причина эта заставляет дома ставить, как можно, повыше и строить прочный остов.
В строительстве они не ведают, что камень славный материал.
Из досок плотно пригнанных друг к другу кровля крутая.
Все стены строятся из брёвен, как строят я своими глазами повидал,
Из брёвен мощных, словно мачты, и между ними стыки мхом выстилая.
Строение надёжно для спасения от ненастья, и точно выполняет своё назначение и службу.
На кровлю толстым слоем кору насыпают.
И в каждой комнате печь - залог тепла и уюта в зимнюю стужу.
А дров столько, сколько смогут сжечь, запасают.
У них нет нашего английского стекла, прозрачные куски породы,
Что именуются "слюда", используются на Руси для окон светлых.
Сшивая нитью красочные, нарезанные тонко витражи, достойные красивой оды,
Окно защищено - нет лучшего "стекла" с времён ветхозаветных.
Главнейшее же место в доме, где образа святых,
Туда отводят под образа, рисованные, либо литые, гостя желанного.
Он должен поклониться Богу до земли, поблагодарить друзей своих,
И место красное занять в доме, почитаемое как святое, главное.
Когда же гость ложится спать, то в знак особого почёта
Получит шкуру грубую медвежью и под голову седло вместо постели удобной.
Почтенному сэру Стаффорду и мне когда-то довелось так ночевать, - я не испытал сильнее гнёта.
От шкуры я просто онемел, от пасти медвежьей злобной.
И всё же мы хвалили господа, что ночь провели благополучно.
Итак, я кончаю; никаких нет больше новостей,
Но, может быть, кроме последней: страна слишком холодная, и люди в ней чудовищны, и мне ужасно скучно.
И нас даже не спасает то, что мы в ранге почётных гостей
Мой друг, я написал не обо всём, что видел и что знаю, а лишь коснулся до всего слегка.
А если бы я написал сполна, боюсь, перо могло бы затупиться.
Но кто прочтёт эти стихи, тот догадается и об остальном наверняка.
Известно, льва по когтю узнают, читая малое, о многом, друг мой, может проясниться!