Если человек, пытаясь петь, замечает, что он фальшивит, значит у него есть
зачатки музыкального слуха.
Обнаружение отсутствия или нехватки чего-либо свидетельствует о наличии у
обнаружившего соответствующего органа тела или свойства души (хотя бы в
зачаточном состоянии). Так почти все недавно рождённые млекопитающие
"чешут" прорезывающиеся зубы, одновременно открывая для себя, что
поблизости есть и какая-то другая, соответствующая им пища, кроме молока
матери.
Мне не очень-то верится, что могут существовать люди совсем без души. Но
душевная ущербность (собственно род душевной болезни) очень
распространена. Отчего же, имея в себе зачаток (кусочек) души, человек не хочет,
не стремится стать цельным, исцелиться? Думаю, дело здесь в свойственной нам
(людям) недоверчивости, которая - увы, вполне оправданно - вытекает из опыта
земной жизни. Совсем маленький ребёнок - со всей наивностью свежего
существа - жалуется родителям, когда у него что-нибудь болит, и с огромным
интересом - если не с восторгом - впервые идёт на приём к врачу. Но, разок-
другой побывав, скажем, у не слишком доброго стоматолога, он научается
таиться. И это вполне рационально: Лучше уж потерпеть маленькую боль,
которая, может быть, и сама пройдёт (временами ведь её не чувствуешь и о ней
забываешь), чем идти к кому-то, кто неминуемо причинит тебе боль куда
бо'льшую, после чего - неизвестно ещё - кончатся твои мучения или нет, а если
кончатся, то как скоро. Так человек привыкает жить с болью в душе, с тупой,
саднящей, сосущей, иногда почти невыносимой, но всё же терпимой. Кроме того,
он убеждается (из непосредственного общения и косвенных наблюдений), что и
другие так живут. То, что рядом есть и какие-то другие - конечно, тоже факт.
Продолжая стоматологическую аналогию - им будут соответствовать
индивидуумы, благополучно удалившие свои больные зубы и даже вставившие на
их место новые. "Но разве они счастливы? По-моему, они только притворяются.
Ведь всё это ненастоящее!" - рассуждает, чтобы убаюкать самого себя, человек,
панически боящийся дантистов. Болящий душой экстраполирует своё состояние
на всех, и он в какой-то мере прав - у всякого болит душа (если она есть). Вопрос
в том - нужно ли её лечить, исцеляться? Насколько это важно и необходимо? В
проповедниках нет недостатка, но они тоже люди и - так или иначе - вызывают
подозрения. Кому же остаётся верить, если больше не можешь верить никому?
Богу. "Но ведь живут как-то и без Бога. И я проживу", - думает человек со
съёжившейся душой. Однако чего-то (или Кого-то) не хватает. Это и есть та самая
жажда духовная. Её многие стесняются демонстрировать, но внутри она есть,
надеюсь, у каждого. Человек, постоянно испытывающий внутреннюю боль, может
быть жестоким к окружающим - он ведь терпит. Или он может настолько
смириться со своей болью (она же жажда) как с привычным фоном, что
провозгласит её отсутствие (известно ведь, что, убеждая других, мы наиболее
эффективно убеждаем самих себя). Тогда он будет к окружающим равнодушен -
ведь они тоже "равнодушны" к нему. Они ничего не замечают (не желают входить
в его проблемы), и он - ничего не станет замечать. Вернее - все делают вид, что
всё в порядке, и он - будет делать вид. Таким образом, сохраняется внешняя благопристойность. Это даже сойдёт за героизм. Не распускать сопли в
отсутствие Бога и надежды, кажется учили нас господа экзистенциалисты, вроде
Сартра и Камю (кстати, очень яркие представители ущербных душ,
провозгласившие самих себя эталоном, если не истины, то нормальности). Вроде
бы близкий к экзистенциалистам Шестов (в отличие от них - верующий) учил как
раз о прямо противоположном, о необходимости для каждого человека "единого
на потребу", т.е. Бога, который, по меткому определению русской пословицы, "не в
брёвнах, а в рёбрах", иначе говоря - в той самой, не уловимой научными
методами, пресловутой душе.
Если чего-то не хватает, значит это есть. Во всяком случае - у нас есть веские
основания это искать. Бог в душе хочет, чтобы мы Его нашли.