В условиях реального траура о том, что любимый объект перестал существовать, говорит мне «испытание реальностью». В случае траура по любви объект ни мертв, ни удален. Я сам и решаю, что его образ должен умереть (и, быть может, даже стану скрывать от него эту смерть). Все время, пока длится этот странный траур, мне, стало быть, придется сносить два противоположных несчастья: страдать от того, что другой наличествует (продолжая невольно ранить меня), и грустить, что он умер (таким, по меньшей мере, каким я его любил). Так, я тревожусь (по старой памяти) из-за никак не раздающегося телефонного звонка, но в то же время, поскольку решил поставить крест на подобных заботах, должен себе повторять, что молчание это в любом случае непоследовательно: звонить мне подобало только любовному образу; образ же этот исчез; и теперь телефон, звонит он или нет, все равно возвращается к своему ничтожному существованию.
Р. Барт. Фрагменты речи влюблённого.
Барт пытается осмыслить этот ужас ниспадения из великой очарованности, когда мы остаёмся ни с чем - без любимого и без своего образа этого любимого. Типа "жизнь продолжается"... Но куда и зачем? К гипотетически предположительному новому очарованию, за следующим поворотом, но по тому же типу?
Мы извлекли опыт? Вовсе не обязательно. Извлечь опыт - мечта философа, о таком отношении грезил Мераб Мамардашвили, и ещё, нечто подобное пытались проделывать несколько известных нам людей, Пруст например, кто-нибудь ещё из писателей и поэтов. Но это не мы. У нас прошлое остаётся в прошлом и где-то там, подспудно и издалека оказывает на нас неумолимое воздействие. Повторяется к примеру, и тем самым утверждает свою бесспорную власть над нами. И так, мы бывает, повторяемся всю жизнь, не уставая и не замечая и уходим по ту сторону мира с самими собой, непрояснёнными и неразрешимыми.
Но что тут ищет ещё философ, чего он хочет? Быть может, правильней было бы спросить, что ищет человек? Он хотел бы навсегда остаться в мире очарованности? Считается, что это возможно только в сказках.
Они жили долго и счастливо и умерли в один день.
И всё же странные, неразрушаемые связи между людьми, проходящие через всю жизнь, не столь уж и редки. Они на полную катушку выглядят странными, поскольку не осмыслены с одной стороны, а принимаются так как есть, а с другой стороны никогда не вписываются во все прочие отношения. Времена и связи меняются, а мы, какие-то "мы" длимся. И большей частью, совершенно непонятно почему.
Никогда полностью не умирает и очарование... Я бы рискнула сказать, что оно вообще не умирает, умираем мы - как бы выскальзываем из него, оставляя его словно пустую оболочку, и вот уже живём отдельно мы и отдельно наша пустая оболочка - с фантазиями, мечтами, порывами, не наполненная однако подлинной реальностью, некая такая общая устремлённость - самочувствие. Затем появляется новый объект и он попадает в нашу "заждавшуюся" оболочку, наполняет её, совмещает с реальностью. В таком случае, объекты нашей любви становятся относительно бессмысленными. Они - разные, но не намного - не дальше веера распространения моей фантазии.
Подобное существование предполагает множественность в любовных отношениях, а если формируется какая-то стабильность, то она - случайна и длится милостью божьей удачи.
Всё это напоминает наши бесконечные пробы, не столько других людей, сколько самих себя, некоторый бессознательный путь попыток и ошибок, где множественность и изрядное количество вовсе не говорят об удачи в конце, и вообще ничего не предполагают, кроме продолжения самих себя.
К чему я это всё? К тому, что мы не умеем останавливаться - застыть и стоять в вечности. Быть один раз - до конца и по-настоящему, так чтобы даже вышедший оттуда человек был уже другой. Ведь суть всего происходящего не в том, чтобы умереть или остаться раздавленным, а альтернатива тому, не в том, чтобы "высвободиться" и продолжать жить, а в том, чтобы ТО, что произошло с нами - с нами действительно ПРОИЗОШЛО. А то ведь, оно всегда - НЕ ДОПРОИСХОДИТ...
Со мной это было или не со мной, я это был или не я - вспоминаем мы. А сейчас я - это я, или тогда был я? У нас всё прерывисто, без мостов и дверей между мирами, без права возврата. Без права задавать трепещущие, а не риторические вопросы в пустоту.
Впали в состояние, прожили, выпали... Насладились прожитым, кто как мог, забыли...
Я скажу прямо, философия в вопросах любви - не панацея, но она всё же - определённая, конкретная и очень сильная связность. Ментальная связность различных наших планов. Философ мыслит не только настоящее, но и прошлое, и будущее как присутствующее здесь. Быть поэтом и любить или быть философом и любить - это уже странный сдвиг в любовных отношениях. Недаром же говорят в народе, что философы и поэты - чокнутые, сумасшедшие, ненормальные. Видимо подмечают, что у них всё происходит не так, но оценивают отрицательно, с позиций общедоступного. А что если взять всё тоже самое, но с другой оценкой? Поэты и философы - не придурки и не идиоты, которые сами не знают чего хотят, но те, кто приближается в вопросах любви к СТОЯНИЮ В ВЕЧНОСТИ.
Достаточно как следует погрузиться в глубину своей очарованности, чтобы она уже никогда не могла уйти так запросто в прошлое, мы связываем себя со своим очарованием своими действиями, находим там себе место, вне зависимости даже от любимого существа, и тогда никогда не пропадаем - наше "вместе", моё очарование и я - никогда уже не пропадают за горизонт, но нависают над ним и довлеют. Разве не это делают поэты, когда пишут стихи? Они обживаются в краю странностей - чудаки, разговаривающие с чудаковатостью, и затем, единым континуумом продолжают жить: в своих стихотворениях - в реальности, вместе с тем, как они писали и горели - внутри. И этот континуум навряд ли кому-нибудь теперь разорвать.
А философ мыслит. Тот, кто успевает в своё чувство привнести мысль, и мысль также завершает, достраивает и восполняет момент очарованности, не даёт ему умереть.
Значит, сама по себе, любовь не делает нас бессмертными, она лишь шанс и запрос, Начало, исходя из которого МОЖНО... Она то, в чём возможно бессмертие. Чтобы наши тщедушные попытки не были фальшивыми, - кто напишет стихотворение без любви, без очарованности в общем смысле, а кто истинно ПОДУМАЕТ без любви? - Никто... Я вам говорю - никто...
И мышление, и творчество - составные элементы самой любви. Просто когда любовь приходит мы оказываемся неспособны на её полноту - на её реализацию во всех её элементах. Влюблённые пишут стихи, да, но частенько, крайне дурные. И вообще "дурят" на всю голову - не в хорошем смысле дерзновения и полёта, а в плачевном смысле привнесения в любовь всей своей дури.
Как говорится, пришло очарование, а мы - кретины и бездари, но при том, чаще всего ещё и самонапыщенные павлины. Умений у нас - ноль, самомнений - масса.
С такими данными ничего не зависит от другого человека - плох он, хорош, любит, не любит. Мы "срезаемся" в самих себе, а смотрим на другого и думаем, что можем его помыслить или осчастливить, но не тут-то было, всё это оказывается осуществить не так-то легко. Поэтому определённая часть людей вообще "не любит" или разочаровалась в любви. Ещё большая часть - постоянно любит несчастно, с завидным налетанием на одни и те же грабли. А ещё некоторая часть любит "легко", по вышеописанному способу: откуда пришло, туда и ушло, а куда ушло - оттуда снова покажется. Не получится с одной, так получится с другой - выражаясь проще.
Видимо любовью мы называем что попало, вследствие её высокой терпимости к нашему сиротству, а в истинном свете она приходит не часто и случается с нами редко, ну очень редко и тогда потрясает мир.
Любовью следовало бы называть только то, что произошло, а не показалось краешком. Мы пока за ней только подглядываем, вполне себе её отпугивая: она приходит, но стоит нам появится и она бежит прочь, потому что она нас ужасается и с нами не стыкуется.
Я подытожу это обнажённым противоречием: человек создан для мира любви, но он всё ещё для него НЕ СОЗДАН. Всё ещё не готов к тому, что является его истинным предназначением.
Но кто сможет создать его в этом, как не сама Любовь?