С Т И Х И Я
(фрагменты поэмы)
1.
Ничто не предвещало той беды.
Был мир, как в детстве, праздничен и светел.
Но вдруг под вечер всколыхнул сады
доселе не такой уж сильный ветер.
А из-за леса, к изумленью толп,
спешащих где-то от грозы укрыться,
взметнулся к небу небывалый столб
и начал зло и медленно кружиться.
Как центрифуга, набирая силу,
зловеще устремляясь в высоту,
он танцевал, торжественно – красивый,
цвета свои меня на лету.
Мы слышали о гибельных самумах,
читали про Бермудские шторма,
но чтобы здесь, у нас… смешно подумать…
в России, блин…?!
Да хоть сойди с ума,
такого не припомнят старожилы.
А за спиной их долгие года.
Порой, бывало, где-то и кружило,
но чтобы так, как этот… никогда!
Бред апокалипсической картины
вставал пред нами в близком далеке,
ревя и воя, будто реактивный,
безвыходно сорвавшийся в пике.
И грозной полосой – в полкилометра,
круша под корень всё, как лютый меч,
помчался на своих смертельных ветрах
проклятый этот судорожный смерч.
Зигзагами, меняя направленье,
среди садовых домиков и дач,
свивая в жгут в безумном напряженье
столбы высоковольтных передач,
вздымая в воздух трактора и крыши,
ломая двери, окна, стены изб,
он уходил…
И становился тише
его истошный, рвущий сердце визг.
Какие-то минуты в исступленье
катилась эта дикая волна,
оставив нам такие разрушения,
как будто по земле прошла война.
Как будто полигоном и мишенью
стал этот край мгновение назад,
как будто вышел здесь из окруженья
отчаявшийся танковый десант.
2.
Тут же, тотчас мы узнали о том,
что этот изверг наделал:
как колотило о рваный бетон
чьё-то бессильное тело.
Как вырывало кусты из земли,
как в небе балки кружили,
как кувыркались в песчаной пыли
смятые автомобили…
Всё это было. Жива эта боль.
Сердцу и ныне не легче.
Но сотни тысяч спрессованных воль
встали стихии навстречу.
Горе других как гремящий набат,
в души ударило резко.
И на места беды люди спешат
сразу, без всяких повесток.
Счёт на минуты, секунды идёт –
дорого даже мгновенье.
Как исковеркан водопровод –
главные сооруженья!
Водоприёмный колодец разбит,
всюду завалы, заносы…
В фильтрах стекло… Вся система молчит –
значит, заглохли насосы.
Трёхсотметровый хлоропровод
смят и закручен змеино.
Если не выключить газ, то прорвёт…
Это же – непоправимо!
Что же ты медлишь, товарищ? Гони!
Пусть ветер лёгкие выжег,
жертвуя жизнью, успей, сохрани…
И постарайся сам выжить!
Мчатся спасатели – сколько машин!
Всё очень чётко и быстро.
Из-под шипящих, дымящихся шин,
кажется, сыплются искры.
Ночь надвигается, пряча следы.
Всюду тревожные лица.
Ждут электричества, связи, воды
станции, фермы, больницы…
Раненых первых уже привезли –
не отдавайте их смерти!
Вспомните опыт Ташкента, Газли,
всем помогите!
Сумейте и в экстремальности общей беды
не опустить свои руки.
-Где же вода? Срочно дайте воды!-
рвут свои души хирурги.
Красные туши пожарных цистерн
ринулись к рекам… Тревога!
Резкие звуки включённых сирен
освобождают дорогу.
И захлестал из брандспойтов поток
в ванны больничные бодро.
И забурлил, заюлил кипяток
в баках, кастрюлях и вёдрах.
В каждое сердце тревога стучит –
гулки и грозны удары.
Не прекращают работу врачи,
валятся с ног санитары.
Сотни людей отдают свою кровь –
лишь бы она пригодилась!
Что это – Жертвенность?
Подвиг?
Любовь?
Или случайная милость?
Не описать в торопливых стихах
всех проявлений геройства,
всех ситуаций, весь мощный размах
общего противоборства.
Как поезда провели в этот день
вовремя, без опозданий.
Как на руках выносили детей
из покорёженных зданий.
Как провода поднимали с земли,
ставили новые фермы.
Как и коров подоили, смогли
женщины наши на фермах…
И если вдруг постучится беда
в двери соседского дома,
не размышляя, везде и всегда
ринутся люди на помощь.
Не остановятся перед огнём,
перед стихией, кастетом…
Так мы настроены, так мы живём.
Так что, не стоит об этом…
3.
Как сближает нас горе, как объединяет мгновенно,
помогая держаться и не потеряться в пути.
Но на каждой волне возникает ползучая пена.
Диалектика жизни. И нам от неё не уйти.
О, какими словами прожечь тех презренных, спесивых
( я в своём словаре слов приличных для них не найду!),
что катили спокойно в блестящих своих лимузинах,
не желая помочь пострадавшим, попавшим в беду.
Там какой-то подлец вылез, чтобы пограбить, похапать,
благо, есть г д е и ч т о…
Уж какая там совесть? Укор?
Но курсантский сапог наступил на поганую лапу.
С негодяем и злыднем короткий у нас разговор.
А любого из них мать когда-то любовно растила,
чтобы добрым был сын, чтоб отзывчивой дочка была…
Так откуда взялись современные эти атиллы -
эта смесь равнодушья, надменности, хамства и зла?
Мы посадим сады, восстановим снесённые избы,
кровь свою перельём безвозмездно в чужие сердца.
И не будем считать это подвигом и героизмом.
Просто мы выполняли душевный свой долг до конца.
Просто мы отдавали победе всю веру и силы,
забывая про раны, усталость и времени бег.
Мы боролись за ЖИЗНЬ!
И беда отошла, отступила,
потому что Стихию всегда побеждал
Человек.
Там, где смерч бушевал,
повсеместно идёт обновленье,
и опять зеленеют поля, огороды, сады.
Из соседних районов на помощь спешит подкрепленье,
потому что средь братьев чужой не бывает беды.
И гуляют стада, и вздымаются новые краны,
восстановлена связь, в каждом доме и свет, и вода…
Это наша победа, наш труд волевой, неустанный.
Никакая СТИХИЯ не сломит людей никогда!
4.
Это забыть невозможно,
да и нельзя забывать.
Может быть, сполох тревожный
где-то ударит опять.
Памяти скорбные тропы
через сердца пролегли.
Трудный и горестный опыт
мы в эти дни обрели.
А на Земле неспокойно,
нет на Земле тишины.
Кружатся зло и убойно
чёрные смерчи войны.
Времени грустная заметь,
словно пожарища дым…
Павшим - бессмертная память.
Мир и надежда – живым.
Июнь,1984 г.