Тогда была зима сложных отношений. Маячил сложный Новый год. С деньгами были сложности. У меня не сложилось на работе. Сложно было добираться. Сложно было всё! Причина была скорей всего во мне, но понять это, как вы сами понимаете, мне было… правильно! Сложно…
Денег не было. Подарки нужны были ещё вчера. Я стояла в магазине у отдела упаковки и придирчиво рассматривала образцы. Это было очень важно. Подарков не было, поэтому можно было с большой натяжкой сказать себе: чего их, мол, покупать если их и упаковать-то, как следует не умеют… Ну и в таком духе…
Бросив взгляд на соседний прилавок, отметила: мягкие игрушки... А, значит - медведи... А с ними у меня были, пожалуй, самые большие сложности. Я не могла пройти мимо медведей, причём не симпатяг и миляг, а самых, что ни на есть, уродов, отщепенцев и бомжей от мира ихнего. То есть тех, кого не купят по определению. Сын однажды, вытянув из сумки такую медведиху сказал, что не будет жить в одном доме с этакой тварью. Я, помню, тогда сильно обиделась, и сказала что его здесь никто не держит. Пробурчав что-то типа «хренассе, мать!», вынужден был смириться.
Они, медведи, базировались сначала дома, но, когда цифра перевалила за тридцать, всем стадом переехали на дачу. Я помню все имена, где, в какой стране мира и при каких обстоятельствах, включая комментарии продавцов, они были куплены. Друзья сначала дарили, но дарили симпатяг, поэтому подарки шли вместе с голубыми и розовыми бантами в соседний детский сад, а потом поняли преимущества и стали приносить мне уродов с помоек, брезгливо завернув в пакет. Последний, Ганутель, попал ко мне выстиранным и любимым, хозяйка его - такая же, сдвинутая по глобусу… Я Ганутеля выпросила.
Так вот, мягкие игрушки... Пора сваливать. Но вдруг сердце моё остановилось. Прямо передо мной висел медведь, натурально, за шею. Огромный нос, казалось, вспух, маленькие выпученные, от страшной асфиксии, глазки уже закатывались. Счёт шёл на секунды... Две продавщицы рядом трепались на тему : «…а он,…а я…» Я заорала: «Девки, охренели совсем... Вы пошто медведя казните?» . «По самое нихочу…» -проржали девицы,- «купите сначала и вешайте, как хотите». Висельник стоил тысячу двести. И речи не могло быть… Я попросила снять медведя и убрать с витрины часа на два, чтобы никто не купил. Девицы поинтересовались, как я себе это представляю, ну, покупку Висельника, но медведя сняли.
Я пошла искать деньги. Заняла у соседки, типа, забыла кошелёк на работе. Я, как будто забыла, она, как будто, поверила… На работе тоже была одна такая, только кошелёк я забывала дома… Пошла обратно к метро, спасать Висельника. Он опять висел, не за шею, правда, а под лапы, как на дыбе. С тихим свистом: «…ссссуки…», я кинула им деньги и сняла дважды повешенного.
Всю обратную дорогу медведь молчал. Сидя у меня под курткой, уткнувшись огромным носом мне в шею, он не верил своему счастью, хотя такие экзальтированные тёти тоже, знаете… распорют, рыдая, пополам и сошьют две варежки, как не фиг делать... Но, эта вроде - ничего, пахнет мехом живых кошек, значит не живодёрка…
Висельник оказался незаменим. Под утро, когда кто-нибудь из котов начинал мяукать особенно противно, медведь с готовностью летел в глупую кошачью башку, и кот, вдумчиво обнюхав орудие, засыпал рядом с ним. Уютен Висельник был невероятно…
Повешенного назвали Иммануил. С такой мордой он мог быть только им. Страдания, лишения, философский склад ума – всё это без труда читалось в его, глубоко посаженных, глазках, так и не отошедших от асфиксии… Плюс - бабочка из обрывка верёвки для повешения. Эммануэль у меня уже была. К слову сказать, я старалась соблюдать парность. Не знаю, из каких соображений. Представляете, если бы они дали потомство…