Сон. Рассказ

Константин Кебич
Сон


Рассказ


   Сначала я хотел написать стихотворение. Я рассказал бы в нём о том, что мне приснилось, будто бы мы вместе. Ты и я. И что этот сон прекрасен, несмотря на то, что всего лишь сон, несмотря на свою вероятную несбыточность.

   Ведь я так люблю тебя. Пусть даже ты об этом не знаешь.

   Но снилось мне следующее. Я ехал в поезде. Ехал, вероятно, из Минска, куда, в свою очередь, приехал из Москвы навестить одного человека, которого не видел уже шесть лет с небольшим. В вагоне было много людей, за окном же была совершенная пустота. То есть, там проплывали обыкновенные для железной дороги панорамы, но не было видно ни одного человека. Вот я увидел машинный двор с заржавленной техникой, по корпусу машины неизвестного назначения крупно была выведена белой краской надпись: «Новомосковsк». Вот так, через латинскую «s».

   Да, может быть, мы когда-нибудь встретимся. Но я не знаю, что я скажу тебе. Наверное, всё же, скажу. Потому что я уже успел перерасти свой страх, испытываемый мною ранее в подобных случаях. 

   Через какой-то промежуток времени поезд движется уже в другую сторону. Я стою у открытого окна. И внезапно начинают падать опоры линии железнодорожной электропередачи, несущие провода, которые дают ток электровозу. Опоры падают одна за другой, в опасной близости от меня. Наконец, поезд останавливается. Провода висят, как лопнувшие струны. Какая-то непонятная детвора перебирает их руками в резиновых перчатках.

   Милан Кундера сравнил любовь с империей. И добавил, что это потому, что оба этих явления основываются на идее, и, когда последняя перестаёт существовать, гибнет и здание, которое на ней зиждется. Это всё равно, что Константин Кинчев в одной из песен своего нового альбома «Цирк» что-то вначале долго рассказывает о том, что должно сгнить, а потом начинает орать: «Эй, хохлы! Вас опять …!». Обманули, короче.

   А потом в поезде ко мне подошла мама моего одноклассника. Чем-то рассерженная. И говорит: вот, смотри, у меня есть календарь, и на нём отмечены все дни, когда ты приходил к нему. И я знаю, чем вы с ним занимались. Я поглядел, - и действительно, у неё в руках был большой календарь, по-моему, на несколько лет даже. Весь испещрённый точками, значками и комментариями. Можно представить себе мои ощущения. Всё-таки, наверное, он действительно был агентом, как я не раз думал впоследствии, и ему было поручено за мной следить какой-то спецслужбой, завербовавшей его, как наиболее талантливого ученика, ещё в школе. А я полагал, что всё просто. И уж слишком много у нас было всяких нескладух и недомолвок, мелких, но многозначительных. Она ещё добавила: «Знал бы ты, что он о тебе говорил… А потом ты бросил его…». Я молчал, не говоря ни слова. Потому что это была неправда. Всё было как раз наоборот. И, может быть, единственно к нему я испытал в своей жизни чувство жалости, ни к кому больше. Когда однажды увидел его слёзы после общения со школьными хулиганами.

   А ты… Начинается новое утро. Ты выходишь из дома, идёшь по улице, где-то там, далеко, где я никогда не был, и, возможно, никогда не буду. Там одного меня не хватает. И я представляю тебя, твой день, черты твоего лица, - всё то, что мне внезапно стало так дорого. Любовь с первого взгляда существует, и пример ей - вот эта. Мне хватило минуты, когда я впервые тебя увидел, чтобы влюбиться, и всё решить для себя. Знаешь, я любил нескольких человек в жизни. Даже одновременно, если так можно сказать. Но в конечном итоге всё это превратилось в какой-то чёртов замкнутый круг, в котором не предвиделось особого выхода, решения. Стоит ли говорить, что, любя, я не испытывал ответных чувств со стороны тех, кого я любил. И всё сводилось к тому, что было, как я недавно понял, нехорошо и неправильно. И чего быть было не должно.

   Огромное помещение. Бледный свет. Похоже, что это спортзал. Но нет, это церковь. Вдоль стен стоят люди, лица их обращены к центру зала. Среди них – мои одноклассники. Я лежу, взор мой устремлён в потолок. Я умер, и меня сейчас будут отпевать. Помочь им, что ли?

   - Христос воскрес из мертвых!.. – затягиваю я, не поднимаясь со своего смертного одра. Кто-то подхватывает. Священник тотчас грубо обрывает его, и буквально вытаскивает прочь из зала. Он говорит: «Только по моей команде!».

   И тут я не выдерживаю. Сейчас я им покажу!

   Я подрываюсь, выбегаю на середину зала, начинаю лихорадочно срывать с себя верхнюю одежду, остаюсь почти голый. Я громко кричу:


   - И всё идёт по плану!

   Всё идёт по плану!..

   Шёл я мимо Мавзолея,
   Из окошка вижу х…!
   Это нам великий Ленин
   Шлёт воздушный поцелуй!..


   Собравшиеся в недоумении, как я посмел нарушить столь торжественную церемонию. «Костик – лох! Костик – лох!» - выкрикивают одноклассники. Ехидно, надменно, желчно улыбаются знакомые по школе девушки.

   Я выбегаю из зала в коридор. Вслед слышны окрики «Стой!» и обещания со мной расправиться.

   Я проснулся. Пять часов ровно. «Куда ночь, туда и сон…» - повторил я слова своей покойной прабабушки, которой не стало на следующий день после Чернобыля. Я вышел во двор и закурил сигарету.

   Я люблю тебя.




   17.12.2015, Луганск