померкнет петрополь, и встанут друзья из могил -
я всех их узнаю, я всех их когда-то любил.
мне, данному в мире понтийского брега родиться,
их профиль в монете потертой еще пригодится.
они все воскреснут как будто из жизни иной,
как будто все то, что случилось - никак не со мной.
они огласят: "что с отчизной вы сделали, стервы".
последние, как по писанию, станут за первых.
друзья мои все возвратятся - накроют на стол,
мы будем читать их стихи, позабытых за сто
и более лет и искать в переулках кареты,
пойдем прогуляться по невскому, встретив рассвет и
поймем то, что пешая блажь все же ближним к лицу -
дойдем до сенной и посмотрим на тучу - отцу
в его обрусевшие очи. и больше не будем
касаться высокого - вдруг мы кого-то разбудим,
как я этих трех, что со мной до небесной трубы -
стекает бардовая кровь до отвисшей губы.
так дружба скрепляется в мире петропольских улиц,
где жили поэты и я задержался на стуле,
не сделав движенья с него - но уж если не я
к ним - значит, они перешли, обо мне вопия -
мол, ты поживи, старина, и поверь - много хуже
нам там, чем тебе здесь с любовью твоей неуклюжей.
мы знаем, что гадко и горько, старик, но, поверь -
девчонки то есть, то их нет - постоянна лишь дверь,
в которую все мы уходим - на свет ли, от света,
и мы там - никто. это здесь мы - стиляги, поэты.
так что поживи. не грусти. посмотри, как течет
река, забывая минувших побед пересчет.
и я, не сумев даже вспомнить, во что ты одета,
взглянул на неву, сплюнул кровь и зажег сигарету.