Двое братьев родных проживали в одной деревушке.
Жил в палатах один. Был он умным, богатым и сильным.
А другой прозябал в прокопченной и ветхой избушке,
Беден был и убог, словно мать не одна их носила.
От щедрот от своих брат ссужал бедняка понемногу,
То одёжкой какой, то провизией – родственник всё же.
В день осенний, однажды, явился убогий к порогу,
Чтобы дров подвезти попросил у брательничка лошадь.
Да ещё про хомут перед ним он замолвил словечко.
Без него, мол, никак не доставить до места дровишки.
Глянул брат сверху вниз, не сходя с расписного крылечка:
«Лошадь дам, а хомут... справь-ка сам! Чай не нищий, братишка»!
«Что ж, кормилец, спасибо, за ласку твою, и заботу»!
И побрёл восвояси с кобылой не валко, не шатко.
Во дворе до хвоста привязал он верёвкой подводу,
Звонко щёлкнул кнутом!.. И бесхвостою стала лошадка.
Делать нечего! Лошадь ведёт на подворие к брату.
Тот увидел в окошко, как крикнет: - «О, Господи! Боже!
Ну за что навязал ты на шею мою супостата?!
Без хвоста ведь оставил проклятый хорошую лошадь!
Я такой не возьму! Отдавай-ка ты, братец, кобылу,
Чтобы справна была, иль деньгами покроешь утрату!
А не то, засужу, неповадно чтоб впредь тебе было
Мучить живность чужую! Вот так-то, болван бородатый»!
Хочешь – скач, хочешь – плачь! Не перина судьба, не подушка.
Братья в город отправились, в суд, там решат по закону.
Ночь застала в пути. На пригорке стояла церквушка.
Напросились с ночёвкой. Вошли, поклонившись иконам.
Поп с богатым уселись за стол перед сном повечерять,
А убогого звать позабыли, или не хотели.
Разозлясь, тот с полатей украдкой пробрался за двери
И попёнка-мальца задушил в тот же час в колыбели.
Было крику и слёз! После тризны собрались в дорогу,
Чтоб предстал перед строгим судьёй тать и детоубийца.
Неминуема кара! Поник головою убогий.
Как ступили на мост, прыгнул вниз, чтоб о камни разбиться.
Как на грех в месте том старичок захудалый рыбачил.
От удара ушёл на тот свет, не успев даже охнуть.
Как же сын горевал! И понятно, а как же иначе?!
С ними двинулся в путь. Не успели и слёзы обсохнуть.
А убогий скорбел, понимая что нет оправданья.
Дум горькую думал о том, чем Шемяку умаслить?!
В три платка завернул по тяжёлому серому камню
И за пазуху спрятал. Скажите, не дурень он разве?!
Лишь судья приступил к разбирательству первого дела,
Из-за пазухи плат показал, подмигнув, он Шемяке.
«Там не золото ли?» - сразу мысль у судьи пролетела…
Приговор объявлял, опасаясь, не вышло бы драки.
Коль бесхвостая лошадь истцу непотребна в хозяйстве,
Пусть убогому служит, пока вновь не станет хвостатой.
Только хвост отрастёт, возвратит пусть любезному братцу
Приведёт под крыльцо от которого свёл он когда-то.
Тут и поп с челобитной, о сыне-малютке печалясь.
А убогий другой узелок из-за пазухи вынул.
И Шемяка судил: «Во грехах перед Господом каясь,
Попадью приведи! Пусть убогий ей сделает сына!
Та, как только родит, воротится к тебе, Святый Отче.
Квиты будете с ним, и утраты твои возместятся.
Ну, а вдруг, попадья возвращаться к тебе не захочет,
Мы управу найдём! Благо, знаешь куда обращаться.
Третьим выступил сын и всплакнул об отце убиенном.
Тут и третий платок «справедливый» Шемяка заметил.
«Как погиб твой отец? Мой вердикт: ты с моста непременно
Должен свергнуться вниз на обидчика ангелом смерти!»
Суд окончен. К убогому брат подошёл осторожно.
Просит лошадь вернуть без хвоста. Не за так, а за деньги.
Пять рублей достаёт! «Вот за денежки, братец мой, можно!
Эй! Смотри не сорвись! Здесь такие крутые ступеньки!»
Тут и поп до него. Попадью откупить он желает.
Мол, скупа и вредна, да и возрастом не молодица.
Целых десять рублей за неё шельмецу предлагает!
Взял! А поп за него обещал в светлом храме молиться.
Третий, жизнью своей дорожа, чтоб с моста не бросаться,
Ведь наверно не знает никто, чем прыжок завершится.
И не пять, и не десять рублей, дал убогому двадцать!
Повернулась фортуна лицом в кои веки к паршивцу!
А Шемяка послал человека: - «Узнай поскорее
У ответчика что в узелках? Если мзда, пусть отдаст мне».
И ответил убогий ему: - «Я не из богатеев.
А за пазухой, глянь, у меня три увесистых камня!
Я б Шемяку пришиб, коли, дело не так обернулось»!
Человек, возвратясь, развернул пред судьёй три платочка.
Обо всём рассказал. «Мне судьба в этот раз улыбнулась!
Пусть не правый мой суд - я живой. Вот что главное. Точка»!
Это было давно. В незапамятно-оные годы.
А как будто вчера. Те же воздух, и солнце, и люди.
Раз жива до сих пор эта притча в сознаньи народа,
Значит жив и вопрос: ну а кто же, родимые, судьи?