Мечта о полном единении: все утверждают, что мечта эта неосуществима, но она, однако, настырна. Я от нее не отступаюсь. «На стелах в Афинах, вместо героизации усопших, — сцены прощания, в которых один из супругов расстается с другим, сжимая руку в руке, наступает конец союзу, разорвать который удалось только третьей силе, так в этой выразительности проявляется скорбь […]. Без тебя я более не я». Изображенная скорбь и является подтверждением моей мечты: я могу в нее поверить, потому что она смертна (невозможно единственно бессмертие).
Р. Барт. Фрагменты речи влюблённого.
Барт видит единение в реальности, потому что чувствует его внутри, имеет опыт такого единства, он узнаёт своё сердце в чужой скорби и догадывается о том, что было некогда подлинным, истинным, восстанавливая полноту его реальности.
Но можно ли узнать такое единение в истории, в реалиях, не имея нечто подобное внутри? Даже, если столкнёмся прямо, нос к носу - никогда не узнаём. Если мы сами не полноценные, не глубокие существа - не обратим внимания, не увидим.
Угнетение ограниченностью уже завязавшихся связей, знакомств, отношений также косвенно говорит о том, что Барт на самом деле ищет совсем иное - вот то невозможное и немыслимое, что считается несуществующим, чисто сказочным. Вечное единение. Вечное единство.
Когда бы собрать X, Y и Z вместе, то получился бы мой Другой - пишет Барт. Но отдельно ставшие субъекты вместе не собираются, только в мечтах и фантазиях, как некая гипотетическая возможность. И остаётся тогда в удел множественность. А любовь - всегда уникальность. Она начинается так и должна так продолжаться, но она быстро заканчивается, натыкаясь на границы никогда не нарушаемых территорий. Моментально выясняется какое пространство мне может дать именно этот субъект, моментально становится скучно или тесно. Любовь и заинтересованность существуют в коротком мгновении своего начала, а далее не находят себе места. "Влюблённые должны быть без места" - пишет Барт. Без определённого места, уточню я, - лишь в таком случае, они встретившись способны обрести свое единственное и новое место в пределах самой любви, обладающей парадоксальным определением, что у неё нет пределов. Край любви - бескрайний. Нельзя в него попасть только одной ногой, а другой ногой в это время занимать предыдущее место. Любовь требует цельности не в одном только очаровании, но и в решимости. Занимать ограниченные места, выполнять известные роли, придерживаться половых различий - оттеснять любовь на переферию, с негласным предложением ей вообще уйти. Тут всё уже расписано без тебя, дорогая. Как-нибудь сами в своих "играх" обойдёмся.
Но на самом деле - всё есть. Всё возможно. И неземное единение тоже. Просто мы сами заперты, чтобы его обрести.
Барт явно выраженно тоскует. Помимо первого наплыва чувств, его основные любовные переживания - ожидание, томление, предчувствие, страдание - видно, что ему не хватает истинно Другого столь же глубокого субъекта. Того, кого любовь бы "заполонила", как и его самого.
Но люди вокруг всё больше мелкие пошли и приходится ждать, страдать и переживать многое в фантазиях, слишком многое переживать одному.
Когда весь мир переживаешь сам, то не знаешь что и сказать другому. Если только... если только он сам не способен будет понять тебя в единый миг и может быть даже без слов. Но тогда это оно - подлинное единение.
Увы, не случай Барта! Он остаётся изолированным в себе, вечно ждущим своего часа "единением". Так ждали некоторые и до него, так ждала Цветаева, бросаясь в порыв и всякий раз устраивая себе "отрыв" по полной программе. И ничего, что сам разрушаешься до полных корней, другой - всегда уцелеет, он играет на футбольном поле с зелёной травкой и покидать его не намерен. Жестокость встреч. Неравноценность. Цветаеву обвиняли в том, что она жестока с людьми. Кто способен увидеть насколько люди, обычные люди жестоки для мира Цветаевой? Какие раны наносят "нормальные люди" таким сердцам?
Что подсчитываете? То ли подсчитываете до сих пор?
Вокруг Цветаевой были многие(не один единственный), а многие любимые - не по закону раздробленности этого мира, а по закону поиска. Неустанного алкания души, пока не умерла, не погасла. Всё искала...
Учит ли видеть нечто такое, о чём я говорю, философия? Настоящая философия учит, Барт интимно и при этом философски выражает свою мысль. Порой без философии откровенней не напишешь.
Поиск любви - поиск реальности. Реальность нам не дана, как глуповато и по наивности считаем мы, она ищется и находится, вкупе со всем остальным. Обретается. Открывается. Как земля обетованная.
И всё же, я один почти ничего не могу, даже с глубоким, ясным единением внутри. Нужен Друг, любимый, чтобы всё это раскрылось, и природа стала реальностью в своем цветении. Вместе со всеми её ужасами и страданиями, не без того.
"Фрагменты речи влюблённого" - голос одного. И стихи Цветаевой - голос одного. В приближении или в отдалении к крику отчаянья, с большей или меньшей остротой осознанности, с ещё юношеской верой или же со взрослой усталостью. И нам трудно воспринять то единение, которое внутри самого автора. Несвершившееся, пронесённое через жизнь единение. Оно просвечивает сквозь текст и судьбу. Как бы подсвечивает каждое слово, каждый поступок - из края иного и "не от мира сего".
Также, как чуткий глаз Барта задержался, остановился на фрагменте древнегреческого барельефа, рассмотрев там сгусток живой боли и целой жизни в одном прощании руки, также и я читая самого Барта, не могу не увидеть всю его чувствительность и тонкость, свёрнутую в нём самом и не находящую выхода. Тем более, что это так знакомо, так применимо ко мне самой. Но, наверное, поэтому я и вижу?!
Можно назвать таких людей самодостаточными, как поспешно нас тянет, то есть не нуждающимися в других? Но в такой трактовке название только уведёт нас от истины. Не нуждающимися в обычных связях - так будет точнее. А ещё точнее - не могущих быть "обычно связанными". Но очень даже нуждающихся в последнем и исконном Другом - в равном. В каком-то смысле они сами - большая, неотвратимая нужда, крик, взывание к этому Другому.
От вершины к вершине, минуя долины и пастбища. А чтобы выйти к долинам, пасть в долины, горные вершины должны сотрястись.
Любят одинокие. Стадные не любят, не умеют любить..